Самым молодым среди писателей северо-восточной школы был Жоржи Амаду (род. з 1912 г.). Он и выразил наиболее напряженно ее пафос. Этому способствовал общественный темперамент писателя. Журналист, ставший политическим деятелем в период подготовки Национально-освободительного Альянса, сделавшийся в те годы одним из виднейших пропагандистов марксизма в Бразилии, он стремился связать поиски национальной прозы с новаторством мировой революционной литературы. Первые книги Амаду—: «Какао» (1932) и «Нот» (1934)—свидетельствуют о влиянии на писателя европейской и американской революционной прозы 20-х годов. В Бразилии издается в это время сборник повестей советских писателей («Неделя» Либединского, «Железный поток» Серафимовича, «Цемент» Гладкова, отрывки из «Тихого Дона» Шолохова), популярны были книги Майкла Голда и немецких революционных писателей. Амаду, как и многим молодым участникам классовых битв XX века, жизнь виделась богаче и значительнее любого художественного мира. Они приходили к прямолинейному выводу о превосходстве жизни над искусством.

Употребляя обычный для того времени термин, Амаду воспринимал революционную литературу как «литературу факта». В предисловии к «Какао» Амаду говорит, что он хотел описать жизнь работников на плантации с «минимумом литературы» и «максимумом честности». «Не будет ли это пролетарским романом?»—спрашивает писатель.
«Какао» и «Пот» превращаются в серию полудокументальных эпизодов, не связанных художественным сюжетом. Связь их рационально-тематическая.

Каждый эпизод характеризует определенную сторону жизни-(труд, отдых батраков, «духовная пища» и т. п.). Отдельные главы романа «Пот» так и называются «Религия», «Развлечения», «Пол». Человеческие характеры — только повод для нужных сцен, иллюстрирующих тот или иной тезис. Они очищены от всего индивидуального. Помещики и батраки, надсмотрщик и развращенные помещиком девушки — все они подобны знакам в некоем алгебраическом уравнении социальных процессов. Внутри каждого эпизода или сцены писатель пользуется техникой северо-восточной школы. Точность описаний быта,/ «жестокость» сцен — изобразительная атмосфера та же, что и у других романистов. Но эта «малая образность» не объединена в органичную образную структуру целого.




 






Сам Амаду не был удовлетворен первыми книгами и продолжал нащупывать художественные пути, более органичные для плантацию и потерявший ее потом в борьбе с первым капиталистическим предприятием. В «Мальчике с плантации» жизнь патриархальной плантации предстает как идеал художественной гармонии — в чередовании работ, тяжких, но приносящих плоды, в чередовании милостей и угроз природы, в наивной простоте отношений и беспредельности народной фантазии. Впоследствии, в двух завершающих цикл романах — «Негр Рикардо» и «Сахарный завод»,— писатель будет объяснять свои симпатии к прошлому социологически и этически. Здесь же он любуется яркой самобытностью нравов, силой и моральным величием старого плантатора.

В ходе работы над циклом Лине понял, что историческое движение рассматривается им односторонне. 1934 год был рекордным по размаху стачечной борьбы — бастовало свыше миллиона человек. Писатели, далекие прежде от пролетарской темы, обращаются теперь к рабочему движению (Ракель ди Кейрус, например, пишет роман о профсоюзных активистах—«Каменистая дорога»). Лине также попытался увидеть — в «Негре Рикардо» (1935),— какая связь существует между судьбой его родной плантации и стачечниками Ресифе. Однако метод Липса — видеть человека слитым со средой, материальной, традиционной,— здесь не дает результата. Жизнь рабочего парня (вчерашнего батрака) описана Линсом с привычной для него точностью, но не обретает такой пластичности и объемности, как мир старой плантации. Роман дробится, распадается на хронику, зарисовки.
В «Сахарном заводе» (1936), последнем романе цикла, писатель возвращается в родные места. Рушится все, что было в прошлом поэтического, страдают те из героев, кто причастен народу, близок к природе. Капитализм несет большее обнищание народным массам, больший голод и большее бесправие. Лине показывает это и точными экономическими деталями, и картиной страшного мора в деревне, разоренной . соперничеством двух фабрикантов, и — обобщенно— символическими образами двух борющихся стихий: сахара, приносящего прибыль капиталисту, и реки — источника народной жизни, порабощенной сахаром. Обосновывая свое предпочтение прошлого, писатель тем самым объясняет и ту идеализацию прошлого, которая существует в первых частях цикла.

Лине смотрит на настоящее из прошлого. Но судит он и прошлое и настоящее именем народного блага и народного горя.