Библейские образы и мотивы в лирике Ахматовой - сочинение
Библейские образы и мотивы давали возможность предельно широко раздвинуть временные и пространственные рамки произведений, чтобы показать, что силы Зла, взявшие в стране верх, вполне соотносимы с крупнейшими общечеловеческими трагедиями. Разумеется, поэт такого склада и образа мыслей был - в глазах чиновников, запрещавших пьесы и стихи, в глазах обывателей и составителей доносов - человеком безусловно крайне опасным, чуть ли не прокаженным, которого, пока не упрятали в тюрьму, лучше остерегаться. И Ахматова прекрасно понимала свою отверженность в государстве-застенке:
* Не лирою влюбленного
* Иду пленять народ
* Трещотка прокаженного
* В моей руке поет.
* Успеете наахаться,
* И воя и кляня.
* Я научу шарахаться
* Вас, смелых, от меня.
* Не лирою влюбленного
По каким-то неисповедимым законам творчества трагедия 30-х годов словно высекла искру из кремня, и пламя ее творчества взметнулось высоко и торжествующе, несмотря на разрушенный семейный очаг, на мучительные тюремные очереди, на постоянное ожидание ареста:
* Я пью за разоренный дом.
* За злую жизнь мою,
* За одиночество вдвоем,
* И за тебя я пью,
* За ложь меня предавших губ,
* За мертвый холод глаз,
* За то, что мир жесток и груб,
* За то, что бог не спас.
* Последний тост
В 1935 году она пишет стихотворение-инвективу, в котором тема судьбы поэта, трагической и высокой, соединена со страстной филиппикой, обращенной к властям:
* Зачем вы отравили воду
* И с грязью мой смешали хлеб?
* Зачем последнюю свободу
* Вы превращаете в вертеп?
* За то, что я не издевалась
* Над горькой гибелью друзей?
* За то, что я верна осталась
* Печальной родине моей?
* Пусть так. Без палача и плахи
* Поэту на земле не быть.
* Нам покаянные рубахи,
* Нам со свечой идти и выть.
* Зачет вы отравили воду…
Какие высокие, какие горькие и торжественно гордые слова - они стоят плотно и тяжело, словно вылиты из металла в укор насилию и в память будущим людям. В ее творчестве 30-х годов действительно произошел своего рода взлет, рамки ее стиха неизмеримо расширились, вобрав в себя обе великие трагедии - и начавшуюся вторую мировую войну, и другую войну, ту, что началась и шла, развязанная преступной властью против своего же народа. И материнское горе («…сына страшные глаза - окаменелое страданье»), и трагедия Родины, и неумолимо приближавшаяся военная страда, уже стучавшаяся в дверь страны, - все вошло в ее стих, обуглило и закалило его:
* Нет! и не под чуждым небосводом
* И не под защитой чуждых крыл
* Я была тогда с моим народом,
* Там, где мой народ, к несчастью, был.
* Так не зря мы вместе бедовали…
Она порой и сама была удивлена неистребимой силой стиха, продолжавшего существовать вопреки беде, смерти и- опасности. Ей казалось, что стих должен замолчать, что уста поэта, пишущего под звон тюремных ключей, должны быть запечатаны тяжкой печатью молчания:
* И вовсе я не пророчица.
* Жизнь моя светла, как ручей.
* А просто мне петь не хочется
* Под звон тюремных ключей.
* И вовсе я не пророчица…
Горькая ирония этих строк («Жизнь моя светла, как ручей») убеждает, однако, в другом - стих обретает силу: ведь если он способен на иронию и сарказм, он действительно еще жив и дееспособен! В 30-е годы Ахматова - вместо дневника, который вести было, разумеется, невозможно,- записывала на разрозненных клочках бумаги отдельные, внешне, казалось бы, не связанные короткие стихотворения, названные ею впоследствии «Черепками». Название этого своеобразного, цикла символично в нем в разрозненном, как бы в разбитом виде запечатлелся разворошенный и разоренный очаг, изломанная судьба. Возможно, есть в этом названии и другой смысл, говорящий о надежде поэта на будущую память людей, которым чудом, из-под развалин попадутся когда-нибудь на глаза эти черепки разбитой жизни, подобные тем, что и сейчас иногда находят в ушедшем вглубь «культурном слое». Вот эта вереница стихотворений-черепков - их стоит привести, поскольку они опубликованы лишь в 1989 году.
* Мне, лишенной огня и воды,
* Разлученной с единственным сыном…
* На позорном помосте беды
* Как под тронным стою балдахином…
* II
* Вот и доспорился яростный спорщик До енисейских равнин… Вам он - бродяга, шуан, заговорщик, Мне он - единственный сын.
* III
* Семь тысяч и три километра…
* Не услышишь, как мать зовет,
* В грозном вое полярного ветра,
* В тесноте обступивших невзгод.
* Там дичаешь, звереешь - ты милый,
* Ты последний и первый, ты - наш.
* Над моей ленинградской могилой
* Равнодушная бродит весна.
* IV
* Кому и когда говорила,
* Зачем от людей не таю,
* Что каторга сына сгноила,
* Что Музу засекли мою.
* Я всех на земле виноватей,
* Кто был и кто будет, кто есть,
* И мне в сумасшедшей палате
* Валяться великая честь.
«Черепки», как сказано, были неизвестны вплоть до 1989 года, да и сейчас они все еще не вошли ни в читательский, ни в научный обиход. Вместе с тем они, безусловно, очень интересны не только как документ эпохи, свидетельствующий о ее крайней жестокости и полной враждебности поэтическому творчеству, но и как очень своеобразное художественное явление, возникшее в творчестве поэта, по традиции считавшегося «камерным», представителем ушедшей в прошлое некоей акмеистической школы. Мы уже неоднократно могли убедиться, насколько несправедливо такое мнение об Ахматовой.
Ну а если Вы все-таки не нашли своё сочинение, воспользуйтесь поиском В нашей базе свыше 20 тысяч сочинений
Сохранить сочинение:
Сочинение по вашей теме Библейские образы и мотивы в лирике Ахматовой. Поищите еще с сайта похожие.
Сочинения
> Ахматова
> Библейские образы и мотивы в лирике Ахматовой