«Я не переставала писать стихи. Для меня в них — связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных». Так писала о себе и своем творчестве Анна Андреевна Ахматова. Ни в поэзии, ни в жизни она никогда не отделяла, тем более не противопоставляла себя народу. Испытания, выпавшие на ее долю, продолжавшиеся всю жизнь, выстраданные в трех войнах, омраченные сталинскими репрессиями, вынужденное «поэтическое молчание», длившееся почти 20 лет, — ничто не отвратило ее от своей страны. Мудрость ее, тогда еще молодой женщины, сказалась в том, что она не перенесла свои обиды на власть предержащих, на весь русский народ, на Отечество, а с лихвой вместе с ним прострадала все эти ужасные годы. Сначала Русско-японская война, Гражданская война, Великая Отечественная.

В сложные революционные годы она не проклинала свою Родину, она чувствовала поступь времени и необходимость перемен. Не ее вина, что «светлое» замедлило явиться: Все расхищено, продано; предано, Черной смерти мелькало крыло, Все голодной тоскою изглодано, Отчего же нам стало светло?

Социально Ахматова принадлежала к тому слою общества, которое в большинстве своем после революции предпочло оставить Родину. Видимо, у нее тоже была такая возможность. Но сделать это она не могла. В этом отношении ее стихотворение «Мне голос был...» становится признанием любви «России, невозможности не только реальной, но и внутренней, психологической готовности к эмиграции:
Мне голос был. Он звал утешно, Он говорил: «Иди сюда, Оставь свой край глухой и грешный, Оставь Россию навсегда.

Но оставить Родину для нее было так же неприемлемо, как и слушать эти слова. Поэтому Ахматова отвергает такой исход, считая его скверной:
Но равнодушно и спокойно Руками я замкнула слух. Чтоб этой речью недостойной Не осквернился скорбный дух.

Гордость причастности к судьбе страны, ее величие, нерасторжимость и осознание своей связи с ней звучат в стихотворении «С самолета»:
На сотни верст, на сотни миль, На сотни километров Лежала соль, шумел ковыль, Чернели рощи кедров. Как в первый раз я на нее, На Родину, глядела, Я знала: это все мое — Душа моя и тело.

Великая Отечественная война как настоящее народное горе вызывает к жизни стихи, которые по силе и напряжению не имеют себе равных:
Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне, Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет.

Ее стихи в этот период творчества приобретают конкретность, четкость и ясность. Они почти лишены всяких поэтических излишеств. Стихи-клятва, выраженное поэтом состояние защитников Ленинграда, состояние единения и слитности:
Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, — И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово.Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем Навеки!

Пожалуй, это самая страшная клятва, потому что она обращена к будущему и прошлому одн менно:
И та, что сегодня прощается с милым, — Пусть боль свою в силу она переплавит, Мы детям клянемся, клянемся могилам, Что нас покориться ничто не заставит. 


 




Смерть, посылаемая войной, не щадит никого. Тысячи защитников Ленинграда навсегда оста в памяти потомков. Как заметна перекличка ее стихов со знаменитыми «Сережкой с Малой Бронной и Лешкой с Моховой»:
Сзади Нарвские были ворота, Впереди была только смерть... Так советская шла пехота Прямо в желтые жерла «берт». Вот о вас и напишут книжки: «Жизнь свою за други своя». Незатейливые парнишки — Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки, Внуки, братики, сыновья! 

А в 1945 г. написано Анной Андреевной траурное стихотворение «Памяти друга». Весна как мять, как приветствие новой жизни воспринимается природа: И в День Победы, нежный и туманный, Когда заря, как зарево, красна, Вдовою у могилы безымянной Хлопочет запоздалая весна. Она с колен подняться не спешит, Дохнет на почку и траву погладит, И бабочку с плеча на землю ссадит,
И первый одуванчик распушит.		

Высочайшая эмоциональная насыщенность, полное растворение собственной судьбы в народной, обезличенность и трагизм особенно характерны для «Реквиема» — потрясающей поэмы о годах сталинского террора:
Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, — Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был. 

Личная и творческая судьба А. А. Ахматовой не была светлой. Первого мужа, поэта Н. Гумилева расстреляли. Сын, Лев Гумилев, посажен. Второй муж Ахматовой тоже репрессирован: Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети, У божницы свеча оплыла. О ней это или нет, совершенно неважно. Выстрадано, выплакано: Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки, Под кремлевскими башнями выть. Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла...

Это не была война, это было мирное время. Но его железная поступь рождала мысли: Звезды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами черных марусь. Страшный мороз, долгое стояние в очередях в тюрьму «Кресты», безысходность, отчаяние, непротивление — все чувства были здесь. А тех, кто их испытывал, можно было считать тысячами:
Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, 
Ты сын и ужас мой. Все перепуталось навек, И мне не разобрать
		Теперь, кто зверь, кто человек...

Эта вечная женская доля — оставаться в пустом доме, надеяться, как-то жить, спасать. Чисто русское ощущение мира, его подавленности, его непереносимости, бессилия. Ну откуда в женщине столько силы: простоять всю ночь, не расставаясь с надеждой, у ворот тюрьмы, а затем возвращаться к жизни, в которую уже и не верится:
И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь. У меня сегодня много дела: Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить.