Не для страсти, не для забавы, для великой земной любви.
А. Ахматова
То пятое время года, Только его славословь. Дыши последней свободой, Оттого что это — любовь.
А. А. Ахматова

Лирика о любви, самом трогательном и нежном чувстве человека, у А. А. Ахматовой имеет множество оттенков. Эмоциональная насыщенность переживания, многообразие воплощений, неординарность испытываемых чувств и оголенность нервов — вот самые очевидные свойства любовной лирики поэта.

С самого первого сборника «Вечер», вышедшего в 1912 г., имя ее стало синонимом искреннего чувства, большой и такой разной любви необыкновенного человека. Невероятную популярность ее стихов уже в самом начале ее творческого пути отмечали все современники. Ее стихами бредили, их заучивали наизусть, объяснялись в любви разные люди. Образы, созданные поэзией Ахматовой, навсегда оставались в сознании людей. Это ощущение поэта, умение угадать емкость и точность именно такого, а не другого словосочетания, способность переосмыслить свою личную ситуацию — вот это и можно назвать творческим даром, талантом А. А. Ахматовой.
«Вся Россия, — отмечал Чуковский, — запомнила ту перчатку, о которой говорит у Ахматовой отвергнутая женщина, уходя от того, кто оттолкнул ее».

Так беспомощно грудь холодела, Но шаги мои были легки. Я на правую руку надела Перчатку с левой руки.

Отношение к любви не просто как к физиологическому чувству (особенно характерному, например, для поэзии древнегреческой поэтессы Сапфо, с именем которой всегда сопоставляли имя Ахматовой), а как к награде, божественному дару:

Я знаю, ты моя награда За годы боли и труда, За то, что я земным отрадам Не предавалась никогда, За то, что я не говорила Возлюбленному: «Ты любим». За то, что всем я все простила, Ты будешь ангелом моим. 
И о том, что она бывает обычной и необыкновенной. Все зависит прежде всего, конечно, от самого человека, от его видения реальных вещей, от умения предугадать:- Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле. И от лености или со скуки Все поверили, так и живут: Ждут свиданий, боятся разлуки И любовные песни поют. Но иным открывается тайна, И почиет на них тишина... Я на это наткнулась случайно И с тех пор все как будто больна. В 80-е гг. прошлого века особенно популярен был цикл песен М. Таривердиева на стихи А. А. Ахматовой из сборника «Четки» (стихотворение Смятение»): Как велит простая учтивость, Подошел ко мне, улыбнулся. Полуласково, полулениво 
Поцелуем руки коснулся. И загадочных древних ликов На меня посмотрели очи. Десять лет замираний и криков. Все мои бессонные ночи. Пронзительность силы любви, способность человека быстро и безошибочно определить, ли, это, нежность или что-то совсем другое:
Настоящую нежность Не спутаешь ни с чем, И она тиха.


 




Ты напрасно бережно кутаешь Мои плечи и грудь в меха. 

Любовь в лирике Ахматовой не является чисто женским чувством, она не имеет родовых свой она и мужская, и женская. Стихи могут быть написаны и от мужского лица. В этом как раз и особеность ее лирики — подняться над конкретным чувством, абстрагироваться: Подошла. Я волненья не выдал, Равнодушно глядя в окно. Села, словно фарфоровый идол, В позе, выбранной ею давно. Быть веселой — привычное дело, Быть внимательной — это трудней. Как не похожа эта любовь на любовь поэтов-романтиков, поэтов-символистов. Она не только светі лая, высокая, она может криком кричать:
От любви твоей загадочной, Как от боли, в крик кричу, Стала желтой и припадочной Еле ноги волочу.

Она не светлое, невинное, беззащитное чувство, она способна дать отпор, способна защитите себя:
Что ты бродишь неприкаянный, Что глядишь ты не дыша? Верно, понял: крепко спаяна На двоих одна душа. Будешь, будешь мной утешенным, Как не снилось никому,
А обидишь словом бешеным -	
Станет больно самому.

Остывшее чувство не вызывает отчаяния, оно сохраняет в человеке самоценность, осознание собственного достоинства, собственную независимость:
Брошена!— придуманное слово, Разве я перчатка иль цветок? А глаза уже глядят сурово В милое, любимое лицо... Сколько гордости, уязвленного человеческого, женского самолюбия слышится в словах: А, ты думал — я тоже такая, Что можно забыть меня И что брошусь, моля и рыдая, Под копыта гнедого коня. Или стану просить у знахарок В наговорной воде корешок И пришлю тебе страшный подарок — Мой заветный душистый платок. Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом Окаянной души не коснусь, Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь И ночей наших пламенным чадом — Я к тебе никогда не вернусь. 

Анализируя стихотворения А. А. Ахматовой или, точнее говоря, сборники стихов, можно с уверенностью сказать, что они носят следы воздействия русской реалистической классической прозы. Это отмечали и современники поэта, и поздние исследователи (такие как Виноградов и Эйхенбаум). Дело в том, что почти каждое стихотворение — это история, сюжет. Композиция каждого сборника представляет зарождение, развитие, развязку романа. Литературоведы и назвали эту особенность романностью лирики Ахматовой. И даже чувство интереса к сюжету считают доказательством этого.

Мне не кажется это целесообразным и убедительным. Я никак не могу поверить, что А. А. Ахматова, создавая свои сборники, старалась в них превысить возобладание формы над содержанием. Это Ахматова-то, которая каждому слову назначала определенное место в строфе, сообразуя его значение с выражением в контексте.

Арсений Тарковский писал: «...высочайшее поэтическое мастерство, достигшее такого уровня, более не представляет самостоятельной ценности, теперь это мастерство нам незаметно; мы слишком заняты восприятием единства, чтобы обращать внимание на частности». Именно он сказал, что мастерство это сказалось в том, что каждое «ее лучшее слово стоит на лучшем месте». Слова становятся настолько спаянными в строфах, что их замена или перестановка просто немыслимы.