1. Лирика любви.
2. Исповедь одиноко страдающего сердца.
3. Искания духа поэтессы.
4. Муза А. Ахматовой.
5. Тема России.
6. Патетика любовной лирики.

Лирика А. Ахматовой — это по преимуществу лирика любви. Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глава современникам чуть ли не с первых ее стихов в 1912 году, когда вышел сборник «Вечер». Эта «хрупкая» и «камерная», как ее называли, лирика женской любви начала вскоре, и ко всеобщему удивлению, не менее пленительно звучать для первых советских читателей — комиссаров гражданской войны и работниц в красных косынках. В самом деле, почему трудящимся женщинам новой Советской России поэзия Ахматовой оказалась не только интересна, но и близка?

Конечно, первый ответ на этот вопрос может быть заключен уже в самом характере ахматовской лирики: ведь это поэзия любви, темы неиссякаемой и вечно меняющейся, но всегда остающейся интересной и близкой людям любого человеческого общества.

Поэзия Ахматовой — сложный лирический роман. При переходе от одного сборника к другому читатель испытывает характерное чувство интереса к сюжету — к тому, как разовьется этот роман. Социалистическая революция не отменила любви. Она внесла свои коррективы в самый масштаб этого вечного чувства, пронизала его своими высокими идеями и целями, в частности внесла в мир взаимоотношений мужчины и женщины высокую и благородную идею подлинного равенства как в сфере практической деятельности, так и в области чувства. Лирические признания Ахматовой превращались под ее пером в выразительные свидетельства эпохи.

Все писавшие об Ахматовой отмечали трагичность интонации, с которой повествуются сюжеты ее книг. Конечно, лирика — это прежде всего биография. Любовный роман, выразившийся в стихе, является в конечном счете отражением реальной жизненной истории, которая была трагичной. Ахматова повествовала о горестях и блужданиях, обидах, бурях и пустынях своей любви — своей, и только. Эти лаконичные признания, полны внутренней, глубоко таящейся экспрессии, эти молчаливые стихи, похожие на безмолвную исповедь одиноко страдающего сердца, повествовали и о своей эпохе: они становились ее документами. Таково свойство всякого подлинного искусства, если оно глубоко и верно доносит до современников хотя бы одну из мелодий своего времени.

Она скорбела о себе и о судьбе всех, кого знала и любила и чьей гибели, предчувствуя ее, страшилась. Ощущение действительной непрочности своего класса, своей среды, очень тонко и верно почувствованное, переносилось силою обобщающей власти искусства в неправомерно широкий и неизмеримый масштаб: ей казалось, что погибал весь мир, ибо весь мир был сосредоточен для нее в рамках определенного индивидуального и социального опыта, шире и дальше которого она тогда не видела. Так возникали в ее стихах трагические мотивы мгновенности и бренности человеческой жизни, греховной в своей слепой самонадеятельности и безнадежно одинокой в великом холоде бесконечности. Ахматова искала спасение от охватывавшего ее ужаса в религии, в самоистязаниях совести, она искала спасения в красоте природы и в поэзии, в самозабвенности минутной житейской суеты и в длинных путешествиях к великим городам и нетленным сокровищам культуры. Эти настойчивые искания духа, эти непрестанные поиски смысла и высоты жизни, сопровождавшиеся постоянными волнениями совести и веры, эта строгость, немногословность и целомудренность словесного выражения — они разом вводили любовные миниатюры Ахматовой в русло высоких и благороднейших традиций русской классической литературы.

Чисто русская тема уязвленной совести часто вспыхивает и разгорается у Ахматовой от соприкосновения всегда напряженного поэтического чувства с пейзажем, наедине с Родиной. В ее книгах немало любовно выписанных русских пейзажей, неизменно согретых трогательной и верной привязанностью, глубоким и острым чувством. Свою озябшую, временами надломленную и хрупкую музу она нередко грела у традиционного русского костра.

Интересно и постоянное изменение образа музы — одного из самых постоянных персонажей ахматовской лирики:
А недописанную мною страницу -
Божественно спокойна и легка -
Допишет Музы смуглая рука.

Будучи по-пушкински смуглой, Муза нередко еще у Ахматовой и весела. В сборнике «Белая стая», эта обычно полная жизнетворящих сил, душевно радостная и открытая Муза ахматовских стихов разительно изменилась:
Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит...


 






Тяжелое кризисное состояние, итогом которого явилась «Белая стая», было тем более мучительным, что поиски нового смысла жизни, сложные перипетии личной жизни — все это потребовало от поэтессы служения высшим, а не мишурным и преходящим интересам.

В «Белой стае» много стихов, посвященных Музе, тайной и могучей власти искусства. Эта власть в представлении Ахматовой обычно исцеляющая, она способна вывести человека из круга обступивших его мелких интересов и страстей, подавленности и уныния на высокие солнечные склоны прекрасной и мудрой жизни. Надо лишь суметь отдать искусству, его божественному тайному зову, влекущему из низменностей и болотных испарений в разреженно кристальный воздух высоких помыслов и величавых дум.

Все более властно у поэтессы заявляла о себе в ее поэзии тема России. Эта тема становится постоянной спутницей многих и многих сюжетов, рассказываемых в стихах «Белой стаи», «Подорожника», затем «Anno Domini» и др. Интересно, что тема Родины, бывшая для нее органичной, эта мелодия родной земли, помогла ей в годы Первой мировой войны. Можно только с уважением оценить темную горечь печально-траурных и неизменно скорбящих стихов-плачей Ахматовой:
Можжевельника запах сладкий
От горящих лесов летит.
Над ребятами стонут солдатки
Вдовий плач по деревне звенит.

Вместе с тем лирика Ахматовой отказывалась быть надгробным украшением. Как все живое, она продолжала жить, и ее цветущие побеги тянулись к солнцу, а не во тьму. Вообще, как это ни странно, в стихах «Подорожника» и «Anno Domini» много радостных, светлых, словно омытых чистой утренней росой, ликующих и счастливых строчек:
Я спросила у кукушки
Сколько лет я проживу..

Некоторые характерные особенности лирики поэтессы остаются прежними. Любовный эпизод, как и раньше, выступает перед нами в своеобразном ахматовском обличье: любовное признание, отчаяние или мольба, составляющие стихотворение, всегда кажутся читателю как бы обрывком случайно подслушанного разговора, который начался не при нас и завершения которого мы не услышим. Эта особенность ахматовской любовной лирики, полной недоговоренности, намеков, придает ей истинную своеобразность — остаются лишь основные сигналы чувств, без расшифровки, без комментариев — по торопливой азбуке любви.

Ахматова не боится быть откровенной в своих интимных признаниях и мольбах, так как уверена, что ее поймут лишь те, кто обладает тем же шифром любви. Поэтому она не считает нужным что-либо объяснять и описывать. Сама Ахматова не однажды ассоциировала волнения своей любви с великой и нетленной «Песнью Песней» из Библии:
А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песне Песней.

Стихи Ахматовой о любви — все! — патетичны. В «Подорожнике», «Anno Domini» и в поздних циклах любовное чувство приобретает более широкий и более духовный характер. От этого оно не сделалось менее сильным. Наоборот, стихи этих лет, посвященные любви, идут по самым вершинам человеческого духа. Они не подчиняют себе всей жизни, всего существования, как это было прежде, но зато все существование, вся жизнь вносят в любовное переживание всю массу присущих им оттенков.

Библейская, торжественная приподнятость ахматовских любовных стихов этого периода объясняется подлинною высотою, торжественностью и патетичностью заключенного в них чувства.

Таков лирический мир Ахматовой: от исповеди женского сердца, оскорбленного, негодующего, но любящего, до потрясающего душу «Реквиема», который кричит «стомиллионный народ».