Мандельштама, ни в чем не повинного человека, выслали на Колыму, но он на пути туда умер 27 декабря 1938 г. в районе Владивостока. Анна Ахматова всю жизнь дружила с его вдовой Надеждой Яковлевной (1899-1980), кандидатом филологических наук, специалистом по западноевропейской литературе.  Многие друзья Ахматовой вспоминали, что в годы сталинских репрессий она боялась давать друзьям свои автографы, так как не хотела подводить людей, ибо знала, что за ней следят, что в ее квартире подключен для подслушивания микрофон.

Она была лишена возможности печататься. Конец 1930- х гг. был самым тяжелым временем ее жизни. Отражением этих страданий явился ее «Реквием». Многие тогда находились в состоянии загнанности, в основном это были люди критически мыслящие, и их боялись представители власти, поэтому спешили их изолировать и уничтожить. Среди неугодных был и Борис Леонидович Пастернак, с которым Ахматову связывало многое. Оба были самостоятельно мыслящими людьми и настоящими патриотами. Для Ахматовой, пережившей ужас ленинградской блокады, и для Пастернака, выезжавшего выступать перед бойцами на фронт, победный 1945 год стал счастливым годом. Ее биограф В. Я. Виленкин в книге «В сто первом зеркале» пишет: «Эта первая послевоенная весна стала весной ахматовых триумфов в Москве. Один за другим с огромным успехом проходили вечера встреч группы приехавших из Ленинграда поэтов с московскими поэтами. В конце первого отделения обычно выступала Ахматова, в начале второго - Пастернак. На эстраде они сидели рядом».  Первый вечер состоялся в Колонном зале Дома союзов (Большая Дмитровка, 1).

 Н.Роскина, исследовательница творчества Ахматовой, близко ее знавшая, вспоминает: «Для самой Ахматовой в ее уединении и одиночестве был неожиданным тот взрыв любви и восхищения, которым ее одарили москвичи на знаменитом вечере в Колонном зале в 1946 году, когда она читала стихи вместе с Пастернаком. (…) Ахматова была в черном платье, на плечах - белая с кистями шаль. Держалась она на эстраде великолепно, однако заметна была скованность и какая-то тревога».  Тревога была обоснованной. Одной из самых больших бед в жизни Ахматовой были последствия от принятого 14 августа 1946 г. постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором были, в частности, и такие строки: «Абсолютно правильно указание ЦК то, что правление ССП[6] и его Председатель тов. Н. Тихонов не приняли никаких мер для улучшения работы журналов «Звезда» и «Ленинград» и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов. Систематическое появление на страницах журналов - органов Союза писателей пошлых и  злобных пасквилей Зощенко на советских людей и советские порядки, печатание пустых, безыдейных стихов Ахматовой, пропитанных духом упадничества и пессимизма, явилось прямым содействием бездеятельности правления Союза писателей, отсутствия большевистской принципиальности, политической остроты и ответственности за порученное дело».

Но самым ужасным для Ахматовой было то единодушие писателей, с которым они присоединились к этому мнению. Однако в этом стройном хоре не было голоса Пастернака. Два больших поэта, прекрасно понимая друг друга, делили беды и радости. Одним из московских адресов Пастернака был дом 14 на Волхонке (дом частично сохранился). Здесь Анна Андреевна навещала его в 1934, 1935 гг. Другой адрес - Лаврушинский переулок, 17 (кооперативный дом Союза писателей). Очень трогателен в биографии обоих поэтов тот факт, что Пастернак написал две рецензии на «Избранное» Ахматовой в августе 1943 г., когда он вернулся из эвакуации из Чистополя. Эти рецензии должны были быть моральной поддержкой поэтессе.  Но самым родным ее домом в Москве был дом 17 на Большой Ордынке, где открыт Культурный центр им. А. А. Ахматовой, который планируют превратить в музей-квартиру. Здесь поэтесса подолгу жила в 1938-1966 гг. в семье писателя В. Е. Ардова и его жены Н. А. Ольшевской. В. Я. Виленкин вспоминал, что «сюда приходили к ней все близкие друзья. Здесь назначались важнейшие для нее московские деловые встречи, связанные с надеждами на издание стихов.  

Когда она здесь гостила, ардовский телефон работал вовсю (хотя Анна Андреевна телефонных разговоров вообще не признавала и вела их лаконично, только по необходимости); поток посетителей с трудом поддавался какой-либо регламентации: в последние годы, помимо друзей и давних знакомых, побывать у Ахматовой стремились еще очень и очень многие. Да она и сама, если позволяло здоровье, много выезжала. Иногда расписание приемов и выездов путалось, одно налезало на другое, и начиналось то, что Пастернак очень образно называл «ахматовкой», имея в виду, очевидно, все вместе - и встречи, и проводы, и беспрерывный поток посетителей, и телефон, и хаос в комнатах, и общую приподнятую атмосферу дома, взбудораженного приездом Анны Андреевны».  

С Ардовыми она познакомилась еще в Нащокинском переулке, 3 5, в ныне уже не существующем доме, на квартире Мандельштама. В 1935 г. в этом же доме на квартире Михаила Афанасьевича Булгакова она составила прошение на имя Сталина с просьбой освободить своего сына Льва Николаевича Гумилева и своего третьего мужа - искусствоведа Николая Николаевича Лунина, арестованных перед этим в Ленинграде.  Лев Николаевич был сыном Анны Андреевны от первого брака с Николаем Степановичем Гумилевым (1886-1921) - ярчайшим поэтом; в 1910-е гг. он был главой русского акмеизма. Для его стихов была характерна апология «сильного человека», своеобразная романтичность, порой отстраненность от реальной жизни. Его самые значительные сборники - «Огненный столп», «Костер», «Путь конквистадоров». В 1921 г. Гумилев был расстрелян якобы как участник контрреволюционного заговора, и его сын всю жизнь нес крест своего происхождения.  Письмо, написанное на квартире М. А. Булгакова, через писательницу Лидию Сейфуллину было передано секретарю ВЦИК Авелю Енукидзе. Ахматова получила по телефону через помощника Сталина А. Поскребышева известие об освобождении мужа и сына.



 




Ахматова была выписана из больницы в конце февраля 1966 г. Через несколько дней она поехала в подмосковный санаторий, где 5 марта 1966 г. ее не стало.  Москвичи прощались с Ахматовой 9 марта в ритуальном зале Института скорой помощи им. Н.В.Склифосовского. На Большой Сухаревской площади, 3 находится ансамбль бывшего Странноприимного дома Шереметева, сооруженного в 1794- 1807 гг. по первоначальному проекту Дж. Кваренги, переработанному архитектором Е. С. Назаровым. Фасад этого здания выходит на Садовое кольцо.  Другие дома городского научно-исследовательского института скорой помощи им. Н. В. Склифосовского обращены в сторону проспекта Мира. Там и находится ритуальный зал, где в мартовский влажно-снежный день 1966 г. москвичи прощались с Анной Андреевной Ахматовой.  Ахматова писала о родной земле:

    * Но ложимся в нее и становимся ею.
    * Оттого и зовем так свободно,- своею.

Ее любовь к Родине была горделивой, достойной и величавой, как и сама Ахматова:

    * Спокойной и уверенной любови
    * Не превозмочь мне в этой стороне:
    * Ведь капелька новогородской крови
    * Во мне - как льдинка в пенистом вине.

Вот в этой любви к Родине, подчас достигающей трагических высот, и кроется, наверное, тайна вечности ее поэзии. Но, несмотря на то, что Ахматова бывала в Москве достаточно часто, стихов, посвященных столице не так уж много. Тем не менее, каждое ее стихотворение, дает представление о том, что перешивала поэтесса в тот или иной период свой жизни. Эти стихи невозможно разделить на какие-либо группы, подобно московской лирике Мандельштама. Каждое стихотворение несет свой, неповторимый образ Москвы. А отношение Ахматовой к городу меняется в соответствии с событиями, происходившими в ее жизни.