В 1930-е годы, когда репрессии приобрели массовый характер, были арестованы сын и муж Ахматовой. В предисловии к поэме “Реквием” (1935- 1940) она вспоминала о том, как стояла в очереди у ленинградской тюрьмы: “Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами  спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): - А это вы можете описать? - И я сказала: - Могу”. Это свидетельство достоверности описываемых событий предваряет произведение, цельность которого создается единством трагического переживания.  ”Реквием” - лирическая поэма. Личное страдание автора многое здесь определяет. Но материнское горе всегда сродни крестному пути Богоматери. Общечеловеческое, вечное составляет внутреннее пространство этой поэмы. Облик лирической героини Ахматовой в  ”Реквиеме” почти не изменился: это женщина, любящая и страдающая, кровно болеющая за свою горькую землю, это поэт, который готов пожертвовать жизнью ради любви к своему отечеству:

    * Звезды смерти стояли над нами,
    * И безвинная корчилась Русь
    * Под кровавыми сапогами
    * И под шинами черных марусь.

История России растворена во всем внешнем и внутреннем, во всем, что составляет жизнь и судьбу современности. Простонародное, суровое, жесткое, заявленное уже в послеоктябрьских стихах, в “Реквиеме” становится последовательным импульсом стиховой речи, ее естеством:

    * На губах твоих холод иконки,
    * Смертный пот на челе… Не забыть!
    * Буду я, как стрелецкие женки,


 




    * Под кремлевскими башнями выть.

Без отказа от прежней утонченности героине не выжить. У нее теперь “странное” отношение к памяти:

    * “У меня сегодня много дела:
    * Надо память до конца убить,
    * Надо, чтоб душа окаменела,
    * Надо снова научиться жить”.

Слово жить напоминает, конечно же, и о смерти как освобождении от страданий. Остается только мужественно отворить дверь, чтоб вошла избавительница. Однако желание смерти, переданное в 8-м стихотворении, уже в 9-м квалифицируется как безумие.  Завершается основная часть поэмы двумя четверостишиями, объединенными названием “Распятие”. Мать, на глазах у которой казнят сына, не замечена свидетелями зрелища. Но именно к ней прикован взор поэта. В этом внимании тоже опыт, добытый ценой личного страдания. В эпилоге Ахматова подчеркнула, насколько важно в XX в. помнить о материнской верности и безмерности материнского горя.

Собственный памятник у тюремной стены - это не только ирония над изломами времени, загоняющего поэта в скорбную очередь, но и страстное желание сохранить память об этих народных испытаниях. В этом последнем желании - жест того аскетизма, который всегда сопровождает трагическое искусство.