Цикл открывается стихотворением «Река раскинулась…», в котором встает величественный, динамический образ России, устремившейся в даль веков, образ, преемственно связанный с романтической патетикой Гоголя, с его необгонимой птицей-тройкой: И вечный бой! Покой нам только снится. Покоя нет! Степная кобылица. Несется вскачь! Откуда эти тревожные ноты? Почему гоголевская патетика обратилась в предчувствие чего-то ужасного и кровавого? Во втором стихотворении цикла, написанном на второй день после первого, Блок описывает боевую настороженность полков накануне битвы. Поэт несколько раз называет реку Непрядву, на берегах которой происходил бой между войсками Дмитрия Донского и хана Мамая. Но почему мысль о современной России Блок связывает с мыслью о Куликовом поле?

Одновременно со стихами этого цикла Блок работал над статьей «Народ и интеллигенция». Главное в ней - мысль о трагическом отрыве интеллигенции от народа: «…полтораста миллионов с одной стороны и несколько сот тысяч - с другой; люди, взаимно друг друга не понимающие в самом основном». Тут-то Блок и обращается к исторической аналогии: соотношение между народом и интеллигенцией в его представлении сходно с соотношением между русскими и татарами в канун Куликовской битвы: «Среди сотен тысяч происходит торопливое брожение, непрестанная смена направлений, настроений, боевых знамен. Над городами стоит гул, какой стоял над татарским станом в ночь перед Куликовской битвой».

И тут же - другая сторона в осмыслении родины. В той же статье Блок писал: «Гоголь и многие русские писатели любили представлять Россию как воплощение тишины и сна; но этот сон кончается; тишина сменяется отдаленным гулом, не похожим на смешанный городской гул. Тот гул, который возрастает так быстро, что с каждым годом мы слышим его ясней и ясней, и есть «чудный звон» колокольчика тройки».

    * «Что, если тройка…летит прямо на нас? Бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке, на верную гибель».

Это не значит, что Блок боялся сближения с народом. Трагедия интеллигенции, по его убеждению, заключается в том, что она не понимает народа, хотя как будто и тянется к нему. Но и народ ее не понимает, ибо та интеллигенция, которую знал Блок, ничего не сделала, не умела и не хотела сделать для установления духовных связей с народом. Вековое недоверие одних к другим может привести к столкновению. В этом конфликте все симпатии поэта на стороне народа, с которым он связывает веру в новую Россию.

Взгляды Блока на народ и интеллигенцию не отличались ни четкостью, ни глубиной. Часто они были односторонними, а то и просто наивными. Зная только интеллигенцию декадентского и кадетского толка , он по ней судил о всей интеллигенции. Революционной же, марксистской интеллигенции он или не знал или не понимал. Что же касается великих русских писателей, ученых и т. д., то их Блок просто не считал интеллигентами, ибо связывал с народом. «Чем ближе человек к народу (Менделеев, Горький, Толстой), тем яростнее он ненавидит интеллигенцию»,- писал он в ноябре 1908 г. в письме к матери. Ненавидя буржуазию, Блок и себя склонен был считать буржуем, ибо «буржуем называется всякий, кто накопил какие бы то ни было ценности, хотя бы и духовные» (запись 3 июля 1907 г.).

Все это делало раздумья Блока, его поиски не только очень сложными и противоречивыми, но и по-настоящему мучительными. В стихах о России заметно стремление Блока понять свою родину во всем ее величии и во всех реальных контрастах. Мы уже знаем, как остро ненавидел он «страшный мир» царской России, но и при этом она была ему бесконечно дорога, и, может быть, нигде так полно не проявилось его чувство «любви-ненависти», как в стихах о России. Об этом думаешь, когда читаешь страстно-обличительное стихотворение «Грешить бесстыдно, непробудно». В нем выведен образ омерзительного купчины, который ничего общего с великой Россией не должен иметь. Завершается же стихотворение горячим признанием поэта в любви к родине:

    * Да, и такой, моя Россия,
    * Ты всех краев дороже мне.
    * Вдохновенным гимном будущей


 



России звучит стихотворение «Новая Америка»

    * Праздник радостный, праздник великий,
    * Да звезда из-за туч не видна…
    * Ты стоишь под метелицей дикой,
    * Роковая, родная страна.
    * За снегами, лесами, степями
    * Твоего мне не видно лица.
    * Только ль страшный простор пред очами,
    * Непонятная ширь без конца?

Блок расстается здесь с той сказочной Русью, образ которой создан в стихотворении 906 года:

    * На пустынном просторе, на диком
    * Ты все та, что была, и не та.
    * Новым ты обернулась мне ликом,
    * И другая волнует мечта…

Мечтая о будущей России как об индустриальной стране («Там чернеют фабричные трубы, Там заводские стонут гудки»), Блок уподобляет ее США, которые уже тогда были самой передовой технической державой. Однако с Америкой связывались и другие мысли Блока: будущая Россия предоставлялась ему великой демократической страной. Слабо разбираясь в политическом устройстве государств, Блок считал образцом такой страны США, не поняв ограниченности и лживости американской демократии. Поэт, однако, не настаивал на том, что Россия будет повторением Америки. В марте 97 года он писал матери: «Для меня мыслима и приемлема будущая Россия как великая демократия (не непременно Новая Америка)». А 9 октября 1917 года, буквально за неделю до Октябрьской революции, он записывает в дневнике: Юдин только Белинский верит, что захват власти демократией действительно ликвидирует войну и наладит все в стране». Таким образом, демократия связывается уже не с Америкой, а с Белинским, с большевиками. А после Октября поэт всем сердцем принял Россию.