Высоко нес я стяг любви...
    И. Бунин
    
    Известно, что уже после смерти мужа, перебирая его бумаги, Вера Николаевна Бунина обнаружила листок, вырванный из тетради. На нем Иван Бунин написал: "Замечательно! Все о прошлом, о прошлом думаешь и чаще всего все об одном и том же прошлом: об утерянном, пропущенном, счастливом, неоцененном, о непоправимых поступках своих, глупых и даже безумных, об оскорблениях, испытанных по причине своих слабостей, своей бесхарактерности, недальновидности и неотмщенности за эти оскорбления, о том, что слишком многое прощал, не был злопамятен, да и до сих пор таков. А ведь вот-вот все, все поглотит могила!"
    В этой краткой исповеди я вижу ключ к разгадке характера И. Бунина, ключ к его оценке исторических событий, свидетелем которых ему пришлось стать. К революции в России он относился однозначно отрицательно. Когда, будучи уже в эмиграции, он узнал о Кронштадтском мятеже из эмигрантских газет, которые раздули из этого события настоящую сенсацию: "У большевиков остались лишь Москва и Петербург", -- то весьма спокойно на это отреагировал. Он записал в дневник:

 




    ". Все уже совсем уверены: "Начало конца". Я сомневался... Нынче проснулся, чувствуя себя особо трезвым к Кронштадту. Что пока в самом деле случилось?.. Нынче "Новости" опять -- третий номер подряд -- яростно рвут "претендентов на власть", монархистов. Делят, сукины дети, "еще не убитого медведя".
    " О Савинкове: читал доклад своей деятельности у Чайковского, -- грубое хвастовство -- "я организовал 88 пунктов восстаний, в известный момент они все разом ударят..." Парижской интеллигенции грозил: "Мы вам покажем, болтунам!" С языка не сходит "мужик" -- "все через него и для него", "народ не хочет генералов"  Что же этот народ за ним не пошел, -- ведь он не генерал? Что значит "организовал"? Ведь тут легко что угодно врать! А насчет "мужика" совсем другое говорил он мне прошлым летом! -- "Пора Михрютку в ежовые рукавицы взять!"
    По этим двум дневниковым записям можно судить с полной ясностью, как великий писатель относился к большевистскому перевороту в России. Но замечательно, что Бунин, однозначно оценивая суть переворота, весьма неоднозначно рассуждает о новой России и о способах ее преобразования. Казалось бы, интеллигента, изгнанного из России, должны устраивать любые меры и средства, направленные против большевиков. Но нет, Бунин мудр. Он критикует бездумные действия Савинкова, чувствуя, что, кроме бессмысленной крови, эта деятельность ничего России не принесет. Так оно! и случилось. Бунин предвидел финал савинковского движения. Писатель желал, чтобы Россия освободилась сама, и верил, что это рано или поздно произойдет. В чем также не ошибся гениальный писатель.
    Такой вывод об отношении Бунина к революции в России и вообще о революциях подтверждает его дневниковая запись, где он описывает свои впечатления от прочтения 6-го тома сочинений Соловьева: "Сожжение городов, разорение их, "опустошение до тла" -- вечные слова русской истории! - и пожары, пожары..."
    И тем не менее, не приняв революцию, Бунин все же душой болел за Россию до конца дней своих. Известно, что во время Великой Отечественной войны писатель в мыслях своих был с русским народом, сражающимся с фашизмом. Для Бунина всегда существовала эта самоценность русского народа, которая не подлежала в его сознании никакой переоценке. Он предвидел освобождение своей горячо любимой родины. В его дневниках и письмах к близким людям эта любовь появилась прежде, чем в его произведениях. И трагедию революции 1917 года он сначала осмыслил в своих личных записях, а уж потом это вылилось в его гениальное художественное произведение "Окаянные дни".