В романе "Война и мир" Толстой " со строгостью судьи и
гражданина" вершит нравственный суд над высшим светом и
бюрократической верхушкой самодержавной России.
Ценность человека, по мнению Толстого, определяется тремя
понятиями: простота, доброта и правда. Нравственность, как
считает писатель, - это умение почувствовать свое "я" как
часть общечеловеческого "мы". И любимые герои Толстого просты
и естественны, добры и сердечны, честны перед людьми и своею
совестью.

Иные отношения Толстого к высшему свету; "завистливому и
душному для сердца вольного и пламенных страстей".
С первых страниц романа мы, читатели, попадаем в петербургские
гостиные большого света и знакомимся со "сливками" этого
общества: вельможами, сановниками, дипломатами, фрейлинами. Толстой срывает покровы внешнего блеска, утонченных манер
с этих людей, и перед читателем предстает их духовное убожество,
нравственная низость. В их поведении, в их взаимоотношениях нет
ни простоты, ни добра, ни правды.
В этом свете, как рисует Толстой, "кипит вечная бесчеловечная
вражда, борьба за блага бренные". Вспомним искаженные лица
"скорбной" Друбецкой и "благостного" князя Василия, когда они
вдвоем вцепились в портфель с завещанием у постели умирающего
графа Безухова.
А охота на Пьера, ставшего богачом?! Ведь это целая "военная
операция", тщательно продуманная Шерер и князем
Василием. Так и не дождавшись объяснения Пьера с Элен,
сватовства, князь Василий врывается в комнату с иконой в руках и
благословляет молодых - мышеловка захлопнулась. Начинается
осада Марии Болконской, богатой невесты для шалопая Анатолия, и
только случай помешал успешно завершить эту операцию.
О какой любви может идти речь, когда браки совершаются по
откровенному расчету?
С иронией, даже с сарказмом рисует Толстой "объяснение в
любви" Бориса Друбецкого и Жюли Карагиной. Жюли знает,
что этот блестящий, но нищий красавец, не любит ее, но требует за
свое богатство объяснения в любви по всей форме. А Борис,
произнося нужные слова, думает, что всегда можно устроить
так, что он жену будет видеть редко.
Все приемы хороши, чтобы добиться "славы, денег и чинов".
Можно вступить в масонскую ложу, делая вид, что тебе близки
идеи любви, равенства, братства. А на самом деле такие, как
Борис Друбецкой, вступали в это общество с одной целью -


 




завести выгодные знакомства. А Пьер, искренний и доверчивый


человек, вскоре увидел, что этих людей интересовали не вопросы
истины, блага человечества, а мундиры и кресты, которых они
добивались в жизни.
Ложь и фальшь в отношениях между людьми особенно
ненавистны Толстому. С какой иронией он рассказывает о князе
Василии, когда тот просто обворовывает Пьера, присвоив
доходы с его имений и оставив у себя несколько тысяч оброка с
рязанского имения. И все это под маской добра и заботы о
юноше, которого он не может бросить на произвол судьбы.
Лжива и развратна и Элен Курагина, ставшая графиней
Безуховой. Однажды открыто изменив мужу, цинично заявляет
Пьеру, что не желает иметь от него детей. Даже красота и
молодость у людей высшего света принимают отталкивающий
характер, ибо эта красота не согрета душой.
Лгут, играя в патриотизм Жюли Карагина, ставшая, наконец -
то Друбецкой, и ей подобные. Их патриотизм проявился в отказе
от французской кухни, французского театра и не установления
штрафа.
Вспомним, с каким энтузиазмом двуличный князь Василий
восхищается, говоря с гордостью пророка: "Что я говорил про
Кутузова? Я говорил всегда, что он один способен победить
Наполеона".
А когда до придворных дошло известие об оставлении Москвы
французам, то князь Василий непререкаемо говорил, что нельзя
было ожидать ничего другого от слепого развратного старика".
Толстому особенно ненавистна императорская "игра в войну",
для Александра I действительное поле сражения и парад на
Царицынском Лугу - это одно и то же (вспомним его спор с
Кутузовым перед Аустерлицким сражением)
В военной среде, которую Толстой знал хорошо, процветает
карьеризм, служба "лицам, а не делу", боязнь личной
ответственности за принятое решение. Вот почему так невзлюбили
многие офицеры честного и принципиального Андрея Болконского.
Даже накануне Бородинского сражения офицеры штаба были
обеспокоены не столько его будущим результатом, сколько
заботами о своих будущих наградах. Они внимательно следили за
флюгером царской милости.
С суровой беспощадностью Толстой "срывал все и всяческие
маски" с представителей высшего света, обличая антинародную
сущность их идеологии - идеологии людского разъединения, эгоизма,
тщеславия и презрения к людям.