Важнейшая в истории символизма часть статей Вяч. Иванова - он назвал их «эстетическими и критическими опытами» - была собрана в двух книгах его критической прозы - «По звездам» (1908) и «Борозды и межи» (1916). Это были действительно «опыты» в старинном значении слова - статьи, написанные в философском ракурсе, насыщенные глубокой обобщающей мыслью, подкрепленной огромным запасом знаний, с очень тонкими эстетическими проникновениями и наблюдениями, сохранившими в ряде случаев свое литературно-филологическое значение и до сих пор. «Вопросы современного сознания», духовной и эстетической культуры ставились в них чаще всего в связи с проблемой символизма, на историко-литературном и историко-культурном материале.

Такова суть его статей о Пушкине, Достоевском, Л. Толстом, Вл. Соловьеве, Шиллере, Байроне, Р. Вагнере, Чюрленисе, а также очень показательная для него и для его времени серия статей о театре и напечатанное в журнале «Новый путь» большое исследование «Эллинская религия страдающего бога». Вяч. Иванов, создавая свои монументальные «опыты», писал сравнительно мало рецензий, по возможности избегал литературной и тем более общественной «злобы дня» и сравнительно редко полемизировал («Я вовсе не полемист», - писал он о себе).

Его статьи-вещания, замедленные по своему словесному темпу, грузно-торжественные, пышные, с явным элементом учительства, полные таинственно-лирических темнот, хотя и стройные по композиции, со сложными, разветвленными, витиеватыми, инверсированными фразами, в какой-то мере соответствовали принципиально-архаизированной поэтической речи Вяч. Иванова-лирика. Однако символистские образования («молнийные копьеносцы», «мировая Тайна», «вечная Жертва») смешивались в статьях Иванова с характерным для него языком, тронутым современной научно-философской терминологией («мистический энергетизм», «индивидуация», «реальность динамическая», «мировая феноменология»), и с многочисленными греко-латинскими цитатами в оригинале. Все это производило и производит впечатление на редкость выдержанной стилизованной речи, своего рода символистского барокко. И это был не только «стиль», но и тип мышления и стоящий за всем этим образ поэта-мыслителя-ученого. «В образе В. Иванова,- утверждает один из его современников в своей далеко не комплиментарной статье, - есть утонченный академизм, его ученость есть своеобразный эстетический феномен. У Иванова, пишет другой современник, имея в виду его «критические опыты», «интуиция (…) значительно сильнее дискуссии, поэт - философа»

Однако художественная суть и стилевая форма статей Вяч. Иванова вызывала к себе далеко не одинаковое отношение современников (об их оценке содержания этих статей и критической прозы Вяч. Иванова как целостного явления - речь впереди).

Критики, стоявшие далеко от символизма, сторонники реализма, относились к стилистическому обличью статей Вяч. Иванова единодушно отрицательно. Так, например, один из них, сотрудник «Вестника Европы» С. Л. Адрианов, бегло оговорившись, что он чувствует в книге Вяч. Иванова «По звездам» «много искренности, а иногда и глубину запросов», вывел об этой книге в целом, особенно о ее стиле, крайне неблагоприятное заключение. «К сожалению., - писал Адрианов, - овладеть этим содержанием (книги) не так легко, так как г. Иванов выражает скоп идеи в форме чрезвычайно замысловатой. Его лексикон изобилует далеко не всегда вразумительными неологизмами, а обычные слова он постоянно употребляет в необычном смысле. Синтаксис его тяжеловесен и запутан. Мысль его на каждом шагу прячется за туманные, произвольные символы, почерпнутые то из собственных его стихотворений, то из античных легенд, или изобретаемые специально для данного случая. . .»

Стилистические особенности критической прозы Вяч. Иванова были восприняты почти так же и некоторыми символистами. А. Белый, например, по-видимому не без влияния развернувшейся в символистском лагере полемики, намекал, что творчество Вяч. Иванова в целом по своему стилю являет собой смесь Малларме и Тредиаковского, а позже, в упомянутой уже брошюре «Сирин ученого варварства», не без ехидства называл статьи Вяч. Иванова «муроносными» (от «муро» - через ижицу) и в той же брошюре писал, что книги Вяч. Иванова «проходят перед взором причудливым замыслом, напоминая слонов, изукрашенных золототкаными пологами». Эллис, отзываясь весьма положительно о содержании ивановских статей, вместе с тем отмечал «существенные недостатки» их стиля и подтверждал свое суждение примерами того, что ему представлялось «какой-то особенной зазубренностью, шероховатостью, торжественно-риторической прозаичностью и невероятно ненужной усложненностью терминами».