Убедившись после спектакля, что Клавдий - убийца, Гамлет не может действовать, ибо для него важно до конца соразмерить свой поступок со своими нравственными представлениями, со своими представлениями о чести и справедливости. Гамлету нужно, чтобы возмездие было до конца соразмерным вине Клавдия. Так, например, он отказывается от осуществления своего замысла во время молитвы Клавдия:

Теперь свершить бы все - он на молитве;

    * И я свершу, и он взойдет на небо;
    * И я отмщен. Здесь требуется взвесить:
    * Отец мой гибнет от руки злодея,
    * И этого злодея сам я шлю на небо.
    * Ведь это же награда, а не месть!
    * Отец сражен был в грубом пресыщенье,
    * Когда его грехи цвели, как май;
    * Каков расчет с ним, знает только небо.
    * Но по тому, как можем мы судить,
    * С ним тяжело; и буду ль я отмщен,
    * Сразив убийцу в чистый миг молитвы,
    * Когда он в путь снаряжен и готов. Нет.
    * Назад, мой меч, узнай страшней обхват,
    * Когда он будет пьян или во гневе,
    * Иль в кровосмесных наслажденьях ложа,
    * В кощунстве, за игрой, за чем-нибудь,
    * В чем нет добра. - Тогда его сшиби,
    * Так, чтобы пятками брыкнул он в небо
    * И чтоб душа была черна, как ад,
    * Куда она отправится…

А пока Гамлет рефлексирует, его дядя действует. Предчувствуя, что именно от Гамлета можно ждать угрозы, он через своего придворного Полония и его дочь Офелию, возлюбленную Гамлета, организует слежку за своим потенциальным мстителем (Офелия, впрочем, даже и не подозревает о той роли, в которой она используется, о том, что за ее разговорами с Гамлетом будет следить ее отец, Полоний). Затем Гамлета пытаются послать на верную смерть в Англию (обстоятельства убийства уже продуманы) . Наконец, король Клавдий инспирирует поединок Гамлета с Лаэртом, сыном убитого Гамлетом Полония и братом сошедшей с ума и покончившей с собой Офелии: при этом предусмотрительно отравляются как клинок рапиры, которая должна поразить Гамлета, так и вино, которое, как предполагается, должен выпить Гамлет (в финале выпивает это вино королева.

Гамлет и Лаэрт гибнут от ран, нанесенных друг другу отравленным клинком, но Гамлет все же перед смертью разит отравленным клинком и короля). Итак, Гамлет по ходу действия сталкивается все с новыми, ранее неведомыми ему проявлениями человеческой низости. Одним из наиболее страшных проявлений этой низости оказывается то, что ее заложником становится и то лучшее, что есть в человеке. Братоубийца Клавдий ставит себе на службу и чистую, светлую любовь к Гамлету ничего не подозревающей Офелии, и опять же чистую, полностью оправданную ненависть к Гамлету со стороны Лаэрта. В самом деле, как мог относиться к Гамлету этот юноша, если Гамлет стал убийцей (пусть невольным) его отца, Полония, и виновником помешательства и гибели (пусть опять невольным) его сестры, Офелии (Гамлет не желал Офелии зла, но погибла она из-за него)? И вот Клавдий, который спровоцировал все, что случилось с отцом и сестрой Лаэрта, использует чистую искреннюю ненависть Лаэрта к Гамлету для продолжения своей преступной игры. Он вовлекает Лаэрта в коварно подготовленную интригу, исходом которой должна быть гибель Гамлета.

Клавдий идет на все. И земля под ним не разверзается. Гамлет же постепенно приходит к выводу, что весь мир - это тюрьма - «и превосходная, со множеством затворов, темниц и подземелий, причем Дания - одна из худших». И уже на фоне этого бесконечного зла сама рефлексия, само бесконечное сомнение кажутся Гамлету теперь чем-то кощунственным:

    * Быть иль не быть - таков вопрос;
    * Что благородней духом - покоряться
    * Пращам и стрелам яростной судьбы
    * Иль, ополчась на море смут, сразить их
    * Противоборством? Умереть, уснуть
    * И только; и сказать, что сном кончаешь
    * Тоску и тысячу природных мук,
    * Наследье плоти, - как такой развязки
    * Не жаждать? Умереть, уснуть. - Уснуть!

 



    * И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;

    * Какие сны приснятся в смертном сне,
    * Когда мы сбросим этот бренный шум, -
    * Вот что сбивает нас; вот где причина
    * Того, что бедствия так долговечны;
    * Кто снес бы плети и глумленье века,
    * Гнет сильного, насмешку гордеца,
    * Боль презренной любви, судей медливость,
    * Заносчивость властей и оскорбленья,
    * Чинимые безропотной заслуге,
    * Когда б он сам мог дать себе расчет
    * Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,
    * Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
    * Когда бы страх чего-то после смерти -
    * Безвестный край, откуда нет возврата
    * Земным скитальцам, - волю не смущал,
    * Внушая нам терпеть невзгоды наши
    * И не спешить к другим, от нас сокрытым?
    * Так трусами нас делает раздумье,
    * И так решимости природный цвет
    * Хиреет под налетом мысли бледным,
    * И начинанья, взнесшиеся мощно,
    * Сворачивая в сторону свой ход,
    * Теряют имя действия…

В другом месте Гамлет клянет свои сомнения еще более откровенно:

    * … То ли это
    * Забвенье скотское, иль жалкий навык
    * Раздумывать чрезмерно об исходе,
    * Мысль, где на долю мудрости всегда
    * Три доли трусости, - я сам не знаю,
    * Зачем живу, твердя: «Так надо сделать»,
    * Раз есть причина, воля, мощь и средства,
    * Чтоб это сделать.

Само сомнение оказывается под сомнением - на фоне клокочущего ненавистью мира. История знает целый ряд литературных героев, имена которых стали почти нарицательными и образы которых впоследствии оживали в большом количестве других художественных произведений и научных трудов. История мировой культуры знает немало Дон Жуанов и Фаустов.

 Нарицательными стали имена Отелло (чем мы, кстати, тоже обязаны шекспировской трагедии), Дон Кихота, Гаргантюа, Квазимодо. В этот ряд можно поставить и Гамлета, который давно уже стал в рамках европейской и русской культурных традиций воплощенным символом сомнения и связанной с этим неспособности к решительному действию.

И вот, например, И.С.Тургенев написал даже статью «Гамлет и Дон Кихот», в которой выделил в качестве двух «полюсов», определяющих волевые свойства личности, «гамлетовское» и «донкихотское» начала: «В этих двух типах воплощены две коренные противоположные особенности человеческой природы - оба конца той оси, на которой она вертится». В своих произведениях 1850-х годов Тургенев создал целую галерею современных ему Гамлетов и Дон Кихотов, а Базаров из «Отцов и детей», по убеждению литературоведа Ю.Манна, замыкает эту галерею, являясь своего рода «гамлетизирующим Дон Кихотом».