Для Гоголя, который категорически отбрасывал западничество с либерально-демократическими постулатами, государственность, церковь, монархии - вещи неделимые, собственно здесь должна была сохраняться верность классическому афоризму: “Православное, самодержавное, народность!”. Афоризм этот был невосприимчив всегда как для революционной демократии XX столетия, так и для настоящей национал-демократической элиты глобалистичной ориентации. Однако история, вынося беспощадные приговоры иллюзиям и утопиям, судит по-своему. Общество лишь со временем способно сознавать ее горькие уроки, понять прозорливость таких гениальных мыслителей, как Гоголь или Достоевский, предостерегающие взгляды и пророчества христианских святых.

По Гоголю, западное общество, зараженное республиканскими и демократическими идеями, воинственно навязывает обманчивые теории, - в основе которых разрушение душ. Все революции, прошлые и будущие, это лишь отрицательные процессы в человеческой истории. Уместно по этому поводу привести мысль современного православного публициста Ю. Воробьевского: “В истории никогда не совершалось ни демократических, ни социалистических, ни национал-социалистических революций.

Всегда были только революции бесноватых”‘. Чем заканчиваются революции - известно. За демократиями скрывается торжество дьявола с жесточайшими тоталитаризмами и тираниями. “Перед жестокостью демократии бледнеет любой деспотизм”, - говорил священник Дмитрий Дудка, кстати, узник советских лагерей. “Мне приснилась ненависть свободы в ночь перед скончанием веков”, - упоминается прекрасная оценка демократических преобразований современным русским поэтом Юрием Кузнецовым - сыном павшего в битве с фашизмом героя-фронтовика. Обманчивость демократичных свобод прекрасно понимали русские классики XIX столетия Гоголь и Достоевский. Они тоже были людьми. Поэтому могли не всегда безошибочно определять тернистый путь к познанию истины. Будучи гениальным писателем мирового уровня, Гоголь, старался поспешно взять на себя и роль проповедника.

Такая раздвоенность, однако, и привела писателя к душевным смятениям, поскольку Богом была дана лишь одна, главная из земных миссий: в данном случае определить в литературе путь богоискательства, собственно ее религиозно-эстетичную роль. Именно об этой главной житейской миссии великого писателя говорил в 1934 году автор книги “Духовный путь Гоголя” эмигрант К. Мочульский: “В нравственной области Гоголь был гениально одарен: ему было суждено круто развернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского. Все черты, характеризующие “великую русскую литературу”, ставшую мировой, были намечены Гоголем: ее религиозно-нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее боевой и практический характер, ее пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, мировые пространства.

Сила Гоголя была так велика, что ему удалось сделать невероятное: превратить пушкинскую эпоху нашей словесности в эпизод, к которому возврата нет и быть не может”. Можно удивляться прозорливости Гоголя относительно грядущих революционных концепций управления государствами. Великим писателем-мыслителем земная власть рассматривалась как сакральное явление: “Что значат, эти странные власти, образовавшиеся мимо законных… Что значит, что уже правят миром швеи, портные и ремесленники всякого рода, а Божьи помазанники остались в стороне?”. Помните тезис марксистских революционных деятелей о том, что и поварихи могут и будут управлять государством? К чему это приводит - известно тоже. Не раз убеждались и убеждаемся в опасности самозванства и лжемессианства.


 






Тем не менее, Гоголь, который мог и не сознавать своей значимости как писателя мирового уровня (”Рожден я вовсе не затем, чтобы произвести эпоху в области литературной”), стараясь взять на себя роль христианского проповедника, верил в большое будущее России, православной Руси, в общем, в священную миссию своего народа на скрижалях мировой истории (”Европа приедет к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрости, которой не продают больше на европейских рынках”). Не все мог предусмотреть Гоголь, но он выбрал веру, а не гипотетические нерешительности или интуицию (скажем, другому великому украинцу Тарасу Шевченко свойственно было часто колебаться между верой и отчаянием, Украину ставить выше Бога, не желая при этом признавать сакральные принципы космической иерархии).

Главным в религиозно-философских раздумьях Гоголя была обеспокоенность духовным состоянием общества, о чем справедливо делал замечание протоиерей Флоровский: “От славянофилов Гоголя… отделяла и отдаляла его встревоженность, его предчувствие социальной грозы и замешательства”. Следует отметить, что один из наиболее авторитетных духовных писателей XIX ст. епископ Игнатий Брянчанинов (в 1988 году канонизированный как святой) о книге “Избранные места…” отозвался довольно-таки критически: “она издает свет и тьму. Религиозные его понятия неопределенны, движутся по направлению сердечного вдохновения неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного”.

Обустройство собственной души вытеснило у Гоголя его главное земное назначение - большого мастера художественной прозы катарсисного звучания, с духовно-моральным предостережением. В этом скорее и была ты художественная и духовная драма великого писателя (”…мне виделся в нем уже мученик нравственного одиночества…” - архимандрит Феодор), из-за чего общая картина идейно-художественной парадигмы его творчества остается нереализованной до конца. Влияние творчества Гоголя на дальнейшее развитие русской и украинской литературы невозможно переоценить.

 Его непосредственно ощущаем в лиризованной прозе И. Тургенева, А. Чехова, К. Паустовского, Б. Пастернака, А. Довженко, в сатире того же Чехова и М. Салтыкова-Щедрина, украинских писателей И. Нечуя-Левицкого, М. Коцюбинского, Остапа Вишни, в философско-психологичной углубленности идей Ф. Достоевского, в магическом реализме М. Булгакова и т.п. Произведения Николая Гоголя на украинский язык переводили И. Франко, Леся Украинка, С. Васильченко, М. Рыльский, Петр Панч, Остап Вишня и др. По сюжетам произведений славного своего земляка написали пьесы корифеи украинского театра  Кропивницкий, Старицкий (”Тарас Бульба”, “Рождественская ночь”, “Сорочинская ярмарка”), а основоположник украинской классической музыки Николай Лысенко создал оперу “Тарас Бульба”.