На днях вы получите его Миргород. Какое разнообразие! Какая поэзия! Какая верность в изображении характеров!.. Сколько смешного и сколько высокого, трагического! О! на горизонте русской словесности восходит новое светило, и я рад поклониться ему в числе первых!
М. П. Погодин — В. П. Андросову. Март 1835 г.

После «Вечеров на хуторе близ Диканьки», наполненных теплым юмором, фантастическими картинами, представивших русскому читателю яркий мир быта Малороссии, живой украинский характер, лирические зарисовки природы, Гоголь берется за продолжение «Вечеров» — «Миргород». Мне хотелось бы остановиться на двух повестях, вошедших в сборник, — «Старосветских помещиках» и «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Первоначальный набросок повести «Старосветские помещики» относится к 1833 г., окончательный вариант— к 1834 г. В этом же году Гоголь читает Пушкину «Повесть о том...»
Каких же героев мы встречаем в «Миргороде»? «Афанасию Ивановичу было шестьдесят лет, Пуль- херии Ивановне пятьдесят пять. Афанасий Иванович был высокого роста, ходил всегда в бараньем тулупчике, покрытом камлотом, сидел согнувшись и всегда почти улыбался, хотя бы рассказывал или просто слушал. Пульхерия Ивановна была несколько серьезна, почти никогда не смеялась; но на лицеи в глазах ее было написано столько доброты, столько готовности угостить вас всем, что было у них лучшего, что вы, верно, нашли бы улыбку уже чересчур приторною для ее доброго лица. Легкие морщины на их лицах были расположены с такою приятностию, что художник верно бы украл их. По ним можно было, казалось, читать всю жизнь их, ясную, спокойную, — жизнь, которую вели старые национальные, простосердечные и вместе богатые фамилии». 

Из чего же состоит жизнь этим милых стариков? «Две пародии на человечество, — пишет В. Г. Белинский, — в продолжение нескольких десятков лет пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают. ...Вы видите всю пошлость, всю гадость этой жизни, животной, уродливой, карикатурной, и между тем принимаете такое участие в персонажах повести, смеетесь над ними, но без злости...» Все их беседы — о еде или невероятном «постороннем»: «...если бы вдруг загорелся дом наш, куда бы мы делись?» или, желая оставить гостя на ночь, они заговаривали о разбойниках: «Как можно такою позднею порою отправляться в такую дальнюю дорогу! ...Неравно всякого случая: нападут разбойники или другой недобрый человек». Они действительно смешны, но в то же время и трогательны. Как сжимается сердце чувствительного читателя при таких строках: «Но когда возвратился он домой, когда увидел, что пусто в его комнате, что даже стул, на котором сидела Пульхерия Ивановна, был вынесен, — он рыдал, рыдал сильно, рыдал неутешно, и слезы, как река, лились из его тусклых очей».



 





 Горе Афанасия Ивановича не излечило время: «...и вдруг брызнул слезами; рука его упала на тарелку, тарелка опрокинулась, полетела и разбилась; соус залил его всего. Он сидел бесчувственно, бесчувственно держал ложку, и слезы, как ручей, как немолчно текущий фонтан, лились, лились ливмя на застилавшую его салфетку». И пусть эти слезы вызваны воспоминанием о том, что именно это «то кушанье», которое любила покойная жена его... То, что все напоминает о ней, о той спокойной жизни друг с другом, не может не вызывать сочувствия.. «Совершенная истина жизни» здесь показана Гоголем. Какие бы высокие помыслы не роились в человеческой голове, какие бы великие подвиги не замыслил и не совершил человек, нет ничего выше простой человеческой привязанности. «Автор нашел поэзию и в этой пошлой и нелепой жизни, нашел человеческое чувство, двигавшее и оживлявшее его героев: это чувство — привычка...»

Совсем другая история о больших приятелях — Иване Ивановиче и Иване Никифоровиче. Они несхожи меж собою, и их портреты весьма комичны. «Иван Иванович худощав и высокого роста; Иван Никифорович намного ниже, но зато распространяется в толщину. Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх. ...У Ивана Ивановича большие выразительные глаза табашного цвета и рот несколько похож на букву ижицу; у Ивана Никифоровича глаза маленькие, желтоватые, совершенно пропадающие между густых бровей и пухлых щек, и нос в виде спелой сливы». Не вызывают ничего, кроме улыбки, и их обыкновенные занятия: поедание борща, чаепитие в воде— в прохладе, борьба с блохами... «Впрочем, несмотря на некоторые несходства, как Иван Иванович, так и Иван Никифорович прекрасные люди». О чем думают, из-за чего ссорятся? «Хотел бы я знать, чего нет у меня?» — задумывается Иван Иванович. И вот он видит ружье... «Я вам дам за него бурую свинью, ту самую,что я откормил в саду. Славная свинья! Увидите, если на следующий год она не наведет вам поросят». — «Я не знаю, как вы, Иван Иванович, можете это говорить. На что мне свинья ваша? Разве черту поминки делать... Как же вы, в самом деле, Иван Иванович, даете за ружье черт знает что такое: свинью!» Начав сердиться — уж очень хочется получить то, «чего еще нет у меня»,— «ружье— вещь благородная, самая любопытная забава, притом и украшение в комнатах», — опускаются они в разговоре до оскорблений: «Вы, Иван Никифорович, разносились со своим ружьем, как дурень с писаною торбою», — «А вы, Иван Иванович, настоящий гусак». 

Читатель смеется, видя, как взрослые, казалось бы, люди, ведут себя, как детишки в песочнице... Но чем дальше продолжается ссора, тем меньше хочется смеяться... Разрушилась пусть и пустая, но добрососедская жизнь, спокойная дружба, появилась в суде бесконечная тяжба, от которой и разорение, и усталость... «Я увидел тогда тощую фигуру. Это ли Иван Иванович? Лицо было покрыто морщинами, волосы были совершенно белые...» И веселая улыбка Ивана Никифрровича, «которая всегда так шла к его воронкообразному лицу», заставляет автора поспешно завершить с ним беседу — сочувствие к Ивану Ивановичу владеет им... «Скучно на этом свете, господа!» — восклицает он напоследок...

Смех и слезы в «Миргороде» тесно переплетены, как может переплетаться и в человеке пустое и высокое, смешное и трагичное. Гоголь сумел показать это своему читателю, заставить его улыбнуться и задуматься над собой.