Творческая деятельность Гончарова продолжалась несколько десятилетий. Гончаров был активным деятелем литературной эпохи, обнимавшей почти весь XIX в. Юность его была озарена ослепительными лучами славы «солнца русской поэзии» — А. С. Пушкина. Когда Гончаров был студентом, вышло первое издание бессмертной комедии Грибоедова «Горе от ума» (1833). На глазах Гончарова ярко вспыхнула звезда поэзии Лермонтова. Одновременно с Гончаровым жили и писали Белинский, Гоголь, Герцен, Тургенев, Некрасов, Чернышевский, Добролюбов, А. Островский, Салтыков-Щедрин, Л. Толстой. Гончарову довелось слышать смех Чехова, выступившего со своими первыми рассказами за одиннадцать лет до смерти автора «Обломова». Какие имена в истории русской литературы! А в Западной Европе одновременно с Гончаровым творили Бальзак (1799—1850), Флобер (1821—1880), Диккенс (1312—1870).

Свободно владея французским, немецким и английским языками, Гончаров был з курсе всех крупнейших литературных явлений своего времени. Однако одно из них, своё, родное, захватило его глубже всего, поразило и навсегда подчинило своему обаянию. Это поэзия Пушкина. Гончаров вырос и воспитался в атмосфере пушкинского реализма. Прелесть, строгость и чистота поэзии Пушкина покорили Гончарова и сделали Пушкина его великим учителем.

Влияние «натуральной школы» Гоголя с её «воспроизведением действительности во всей истине», со всеми отрицательными сторонами будничного быта сказалось у Гончароза прежде всего в критическом подходе к отдельным явлениям жизни, в тщательности изображения бытовых сиен, в тщательной обработке деталей.

Согретый творчеством Пушкина и Гоголя, выросший в крупное литературное явление, созрел реализм Гончарова, достигнув своей вершины в изображении обломовщины.
Произведения Гончарова получили широкую известность у русских читателей. Особенной популярностью пользовался и пользуется роман «Обломов».
Обломовщина, как проявление лени, праздной мечтательности и неумения работать, встречалась и встречается в характере и быту многих людей. Крепостное право давно исчезло, сошло с общественной сцены но пережитки обломовщины как наследия прошлого ещё встречаются иногда нашем быту.


 






В. И. Белинский в одном из своих докладов: «Был такой тип русской жизни — Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три резолюции, а все же Обломовы остались, так как 06ломоз был не только помещик, а и крестьянин, и не только крестьянин, а и интеллигент, и не только интеллигент. Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как мы работаем в комиссиях, чтобы сказать, что старый Обломоз остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какойнибудь толк вышел. На этот счет мы должны смотреть на свое положение без всяких иллюзий».

Правда, жизнь наша идёт гигантскими шагами вперёд, «Мы уже не те русские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не тот,— говорил А. А. Жданов в докладе о журналах «Звезда» и «Белинскийград». — Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, какие в корне изменили облик нашей страны». Но «мы должны показать,— продолжал А. А. Жданов,— в то же время нашим людям, какими они не должны быть, должны бичевать пережитки вчерашнего дня, пережитки, мешающие советским людям идти вперёд».

Значение художественной литературы Гончаров определял примерно так же, как Н. Г. Чернышевский.
Чернышевский считал художественную литературу «учебником жизни», а Гончаров называл романы «школой жизни». Роман «Обломов» и явился своеобразным учебником жизни, школой, которая учила читателей критически всматриваться в жизнь и её отрицательные явления.

В репертуаре русского театра первой половины XIX в. было несколько замечательных пьес: «Недоросль» Фонвизина, «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизор» и «Женитьба» Гоголя. Но пьесы эти были лишь блестящим исключением на общем фоне массового репертуара русских театров. Преобладающую часть этого репертуара составляли малохудожественные изделия, не имевшие никакого литературного значения. Это были или безвкусные, напышенные мелодрамы , созданные в духе казённого патриотизма (например, «Рука всевышнего отечество спасла» Кукольника), или бессодержательные водевили2. Ни требовательных актёров, ни подлинно культурных зрителей, ни взыскательных ценителей искусства такой репертуар удовлетворить не мог. Правда, появлялись тогда на сцене и пьесы крупнейших западноевропейских драматургов (Шекспира, Мольера и др.), но, улучшая и обогащая театральный репертуар России, они выходили за рамки национальной русской драматургии. «Репертуар русской сцены необыкновенно беден»,— писал Белинский в 1841 г.

Русский театр ждал драматурга, который продолжил бы лучшие традиции реалистической драматургии Фонвизина, Грибоедова, Пушкина и Гоголя и внёс бы новый богатый вклад в дело создания русской национальной драматургии. Такой замечательный драматург и явился у нас в середине XIX в. з лице А. Н. Островского.