Моей настольной книгой является — и, без сомнения, надолго останется — бессмертная комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума».

«Горе от ума» — удивительное переплетение двух литературных направлений — реализма и классицизма. Несмотря на наличие типичных черт классицизма — единства времени, места и действия и других — перед нами реалистическая картина жизни московского дворянского общества.

Перечитывать комедию можно бесконечно. Читая ее, снова и снова открываешь для себя что-то новое и каждый раз поражаешься глубине произведения.

Этим комедия, безусловно, обязана более всего Чацкому, острый язык которого словно выстреливает меткие афоризмы. Он великолепно образован, умен и наблюдателен, «славно пишет, переводит». Таких прогрессивно мыслящих молодых людей, как он, было уже немало. Среди них — и брат Скалозуба, который «службу вдруг оставил, в деревне книги стал читать», и князь Федор, племянник княгини Тугоуховской, закончивший в Петербурге педагогический институт, где «упражняются в расколах и безверье». «Чинов не хочет знать!» — возмущается княгиня. Но в обществе Фамусова Чацкий пока единственный представитель передовой интеллигенции.

Чацкий-гражданин борется за прогресс, Чацкий-человек — за человеческое достоинство, Чацкий-патриот — за национальную самобытность России. Как актуально сегодня его горестное восклицание: «Воскреснем ли когда от чужевластья мод?» Чацкий, активный борец за самобытность русской культуры, за прогресс, наталкивается на непреодолимую преграду: «Как европейское поставить в параллель с национальным — странно что-то!» Назревает конфликт между Чацким и закоснелым в своем консерватизме дворянским обществом, столкновение «века нынешнего» и «века минувшего», что обнажает их резкое взаимное неприятие.

Признавая бесспорность достоинств Чацкого, я отметила бы, что он недостаточно гибок и иногда некорректен:

«Ваш дядюшка отпрыгал ли свой Век?»
«А тетушка? Все девушкой, Минервой?»

Ни в коей мере не собираюсь защищать «век минувший», я, справедливости ради, замечу, что порой Чацкий непозволительно груб и резок.

Толпа мучителей, предателей, сплетников, зловещих стариков и старух — такова оценка общества, но ограниченность, пошлость света не дают Чацкому права опускаться до его (света) уровня.

По-разному можно отнестись к Фамусову. Нельзя не отметить его наблюдательности, своеобразного чувства юмора. Как метко попадает он в точку, вопрошая у Софьи и Молчалива: «Да вместе вы зачем? Нельзя, чтобы случайно...»



 




Еще одна фигура — полковник Скалозуб, «хрипун, удавленник, фагот, созвездие маневров и мазурки», человек, который «слова умного не выговорил сроду» и который ничего не хочет знать, кроме своего «раз-два». Расположение же Фамусова к нему вызвано тем, что Скалозуб — «золотой мешок и метит в генералы». Все остальные отмахиваются от него, как от мухи. «Я точнехонько избавилась от петли...» — облегченно вздыхает старуха Хлестова, когда Фамусов освобождает ее от общества Скалозуба.

А вот Молчалин, жизненное кредо которого — «угождать всем людям без изъятья». Цели его низменны — «награжденья брать и весело пожить», — а способы их достижения эгоистичны и еще более низменны. «Уступчив, скромен, тих...» —таков Молчалин. Замечательная фраза Чацкого объясняет нам, почему Молчалин имеет такой успех:

Молчалин! — Кто другой так мирно все уладит!
Там моську вовремя погладит!
Тут в пору карточку вотрет!
В нем Загорецкий не умрет!

Образ Софьи помогает раскрыть конфликт Чацкого и фамусовского общества, «века нынешнего» и «века минувшего». Но сама по себе Софья ничем не примечательна:  она — типичная московская барышня, не более того.

Общество, в котором вынужден был находиться Чацкий, подобно застывшему болоту. Там «завтра то же, что вчера», те же лица, те же моськи, а единственная новость — арадка Хлестовой. Не умея занять себя чем-либо другим, дамы и господа передают друг другу слухи и сплетни. «В группе двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы».

Размышляя о комедии, нельзя не сказать о таланте автора как драматурга. Его ремарки зачастую заставляют по-другому воспринимать происходящее. Вот например, сцена разговора Молчалина с Софьей после его падения с лошади:

Я вам советовать не смею. (Целует ей руку.)

Целует ей руку, прощается, «не смея советовать». Его «робость» сделает свое. Бессмертный образ! «...Пока будет существовать стремление к почестям помимо заслуги, пока будут водиться мастера и охотники угодничать и «награжденья брать и весело пожить»... до тех пор, конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, Молчалиных и других...»

Трудно представить книгу, которая обогатила русский язык крылатыми словами больше, чем комедия «Горе от ума». Написанная чрезвычайно емким, метким, острым и в то же время удивительно изящным языком, комедия эта настолько органично вошла в русскую речь, что мы и сегодня восхищенно цитируем Грибоедова. «Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный стих, кажется, никогда не умрут...»

Даже если жизнь наша изменится и комедия перестанет быть актуальной, ее будут, читать и перечитывать лишь для того, чтобы насладиться ее необыкновенным языком. «Горе от ума» ...все живет своею нетленною жизнью, переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности».