Раннее название комедии А. С. Грибоедова «Горе уму» хорошо отражало главное социальное противоречие, характерное для России первой четверти XIX века и выведенное драматургом в своем произведении: противостояние консервативной, неразвитой и невежественной части дворянства людям молодым, умным, образованным, но малочисленным.
Никому не нравятся нравоучения, горькие истины, противоположные социальные взгляды. Поэтому все представители «века минувшего», изображенные в комедии А. С. Грибоедова, не в восторге от общения с вернувшимся в столицу Александром Андреевичем Чацким, который поговорил с каждым из них и успел сказать что то, расходящееся с их взглядами. Анализируемые явления третьего действия, которые посвящены истории возникновения сплетни о безумии главного героя комедии, как раз и должны показать, как, не сговариваясь, представители фамусовского общества объединяются против Чацкого и подобных ему вольнодумцев. Чацкий и его единомышленники угрожают их благополучию, их издавна заведенному порядку жизни. Естественный способ борьбы – объединиться, сформировать против вольнодумца «общественное мнение» и сделать его жизнь невыносимой.
Первоначальным источником сплетни о сумасшествии Чацкого стали неправильно понятые Г. Н. слова Софьи, что «по возвращеньи» герой показался ей «не в своем уме». Понятая буквально идиома (на самом деле героиня, видимо, имела в виду, что Чацкий сильно изменился и не похож на того, кого она помнила прежде), используется Софьей как возможность отомстить Чацкому за его злые и несправедливые, как ей кажется, слова о Молчалине: «А, Чацкий! любите вы всех в шуты рядить, Угодно ль на себе примерить?»
Искра сплетни брошена, она начинает разгораться, переходя от одного человека к другому, обрастая совершенно немыслимыми подробностями. Г. Н. передает весть о безумии Чацкого Г. Д., который хоть и сомневается в ее правдивости, в свою очередь, делится ею с героем, обладающим «говорящей» фамилией Загорецкий. Загорецкий, демонстрируя свою осведомленность, сочиняет первые подробности: «Его в безумные упрятал дядя плут; Схватили, в желтый дом, и на цепь посадили». Злобный характер младшей графини Хрюминой, радующейся, что в дом позвали умалишенного, а это скандал, а также глухота и глупость ее бабушки, фантазирующей о недослышанном, заставляют сплетню обрастать новыми деталями: Чацкого, оказывается, «свел в тюрьму» полицмейстер за то, что он «переменил закон» (то есть веру) и «к фармазонам в клоб? Пошел он в пусурманы!».
Но кульминацией этого обсуждения является последнее из анализируемых двадцать первое явление третьего действия, в котором теперь уже все члены фамусовского общества собираются вместе и мы видим сам процесс вырабатывания ими единого взгляда на произошедшее с Чацким. Единственный, кто сомневается в правдивости вести о безумии друга, это Платон Михайлович Горич, хорошо знающий Чацкого (они вместе служили с ним в полку): «Ну, все, так верить поневоле, А мне сомнительно». Остальные же в полной уверенности, что беседовали с умалишенным. Интересно, что каждый из них по своему перетолковывает слова, сказанные Чацким один на один. Фамусов говорит: «Попробуй о властях, и нивесть что наскажет!» Хлестова обижена, что Чацкий рассмеялся в ответ на ее нравоученье («Туда же из смешливых»). Молчалин жалуется, что Чацкий отсоветовал ему служить в архивах, графиня внучка обижена сравнением с модисткой, Наталья Михайловна Горич – советом жить в деревне. Смешно то, что абсолютно здравые рассуждения Чацкого звучат в устах этих людей извращенно, осталась лишь тема, а смысл его слов искажен совершенно, что заставляет читателей сомневаться уже в уме собравшихся, а не Чацкого.
Значение этого явления еще и в том, что в процессе обсуждения причин безумия героя члены фамусовского общества раскрывают перед нами свои представления об образовании и воспитании. Первоначально названные причины безумия Чацкого: наследственность («По матери пошел, по Анне Алексеевне; Покойница с ума сходила восемь раз») и алкоголизм («чай пил не по летам») – отвергнуты собравшимися как несерьезные и не стоящие внимания («Ну вот! Великая беда, Что выпьет лишнее мужчина»).



 




Фамусов как хозяин дома и признанный авторитет называет главную причину безумия Чацкого. Ею оказывается… ученость («Ученье – вот чума, ученость – вот причина, Что нынче пуще, чем когда, Безумных развелось людей, и дел, и мнений»)! Данное предположение (совершенно абсурдное по сути) никем не подвергается сомнению. Напротив, каждый из собравшихся спешит привести свой пример возможного безумия от учения. Хлестовой не нравятся все как один учебные заведения, существующие в России: пансионы, школы, лицеи. Достается даже ланкарточной системе взаимного обучения! Княгиня Тугоуховская приводит в пример Педагогический институт в Петербурге, где «упражняются в расколах и безверьи, Профессоры!!». Загорецкий рекомендует «приналечь на басни», чтобы не смущать незрелые умы насмешками над царями животного мира. Крайнюю точку зрения выражает Скалозуб. Он «радует» всех присутствующих информацией о новом проекте реформы системы образования: в учебных заведениях будут учить в основном строевому шагу, а книги сохранят «так: для больших оказий», то есть для особенных случаев. Подводит итог сказанному Фамусов: «Уж коли зло пресечь: Забрать все книги бы, да сжечь».
Весь этот разговор взрослых серьезных людей о вреде образования заставляет сомневаться в их собственной разумности. А. С. Грибоедов блестяще использует здесь так называемый прием «саморазоблачения героев». Не надо ничего объяснять, достаточно дать им самим высказать свою точку зрения, чтобы читатель и зритель понял, кто перед ним. Их собственные слова весомее, чем монологи Чацкого, убеждают в их консервативности, отсталости, глупости.
Убеждают они нас и в том, что любой образованный и умный человек вызывает ненависть фамусовского общества. Это судьба не только Чацкого. Внесценический персонаж, племянник Тугоуховской, историю которого она рассказывает всем присутствующим, подтверждает эту мысль. Он учился в том самом Педагогическом институте, который вызывает такое раздражение у его тетушки, «И вышел! Хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи. От женщин бегает, и даже от меня! Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник, Князь Федор, мой племянник».
Очень интересен и еще один прием, применяемый А. С. Грибоедовым, чтобы подчеркнуть ограниченность и меркантильность всех собравшихся. Хлестова, на правах самой старшей по возрасту, берется по христиански пожалеть безумного молодого человека: «А Чацкого мне жаль. По христиански так, он жалости достоин, Был острый человек…». Это ее заявление очень похоже на эпитафию. По сути, это прощание с репутацией Чацкого, которого теперь вряд ли примут хоть в одной гостиной Москвы. Но этот торжественный тон старуха Хлестова так и не смогла выдержать до конца. Она тут же вступает в совершенно недостойную перепалку с Фамусовым. Они горячо ссорятся, выясняя, сколько душ у Чацкого: триста или четыреста. Причем в пылу спора Хлестова произносит совершенно анекдотическую фразу, выдающую ее с головой: «Уж чужих имений мне не знать!».
Таким образом, мы можем сказать, что эти явления третьего действия доказывают нам не столько безумие Чацкого, сколько заставляют сомневаться в уме и здравом рассудке представителей фамусовского общества. Чем больше мы узнаем об их взглядах, тем яснее становится нам, что это действительно «век минувший», что Чацкий правильно скажет в конце комедии: «Из огня тот выйдет невредим, Кто с вами день пробыть успеет, Подышит воздухом одним, И в нем рассудок уцелеет».