В конце 1823 года А. Пушкин пишет П. Вяземскому из Одессы: «Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чаадаева. В теперешних обстоятельствах это очень благородно с его стороны». А уже в начале 1825 года Пушкин получил счастливую возможность познакомиться с самой грибоедовской комедией, которую привез ему лицейский товарищ И. Пущин. Вероятно, Грибоедов не переставал вносить какие- то исправления в первоначальный текст, и разные списки произведения несколько отличаются друг от друга, но, как бы то ни было, несомненно, что в 1824 году произведение было завершено и, не будучи опубликованным, стало стремительно расходиться среди читающей публики. Первая половина двадцатых годов — это, по определению В. Белинского, «последний период французского классицизма в русской литературе».

Впрочем, вряд ли это суждение Белинского можно считать абсолютно исчерпывающим, и, конечно, не случайно это определение литературной эпохи великий критик употребил именно в статье о «Горе от ума». Дело в том, что и проза, и особенно поэзия к двадцатым годам уже решительно преодолела догматы классицизма, и господствующим направлением в искусстве стал романтизм. К этому времени уже взошла яркая звезда В. Жуковского, уже законодателем литературных вкусов в прозе стал Н. Карамзин, а Пушкин уже не только создал свои южные поэмы и великие лирические стихи периода южной ссылки, но и начал «Евгения Онегина Однако именно драматургия труднее, чем другие роды литературы, преодолевала правила и устои классицизма.

Грибоедов очень чутко отзывался на общественные и литературные потребности времени. Эстетический вкус его был безупречен. И, может быть, его комедия, как никакое другое произведение, соединила в себе те черты, которые были свойственны и сопротивлявшемуся новым веяниям классицизму, и бурно набирающему силы романтизму, и делающему первые шаги реализму. В этом смысле «Горе от ума» остается одним из самых уникальных художественных созданий начала ХIХ века в русской литературе.

Упомянув о «последнем периоде французского классицизма в нашей литературе», Белинский сразу же энергично и страстно перечисляет всё то, что совершил Грибоедов в опровержение классицизма: во-первых, его комедия была написана «не шестиногими ямбами с пиитическими вольностями, а вольными стихами, как до того писались только басни»; во-вторых, она была написана «не книжным языком, которым никто не говорил, а живым, легким разговорным русским языком»; в-третьих, «каждое слово комедии Грибоедова поражало быстротою ума, и почти каждый стих в ней превратился в пословицу или поговорку»; в-четвертых, комедия Грибоедова «отвергла искусственную любовь, резонеров, разлучников и весь пошлый истертый механизм старинной драмы» Под старинной драмой Белинский, безусловно, подразумевает драму классицизма.



 






В самом деле, ритмическая гибкость грибоедовского текста в сочетании с естественностью разговорной речи стала ярчайшим образцом поэтического реализма и во многом определила дальнейшее развитие русской реалистической драматурги и. «Характеры и резкая картина нравов», по выражению Пушки на, были порой пугающе достоверными. Классицизм требовал от драматурга, чтобы каждый персонаж был носителем какой- то одной ярко выраженной 1 глупости или коварства, скупости или лицемерия, бес или доверчивости и т. д. Герои грибоеловской комедии многоплановы, противоречивы, в них соединяется так много человеческих особенностей, что достоверность их не вызывает сомнений. Чацкий «чувствителен, и весел, и остер», но он же поражает нелепостью поведения, неуместностью некоторых словесных эскапад, на что первым обратил внимание еще Пушкин: «Все, что говорит он, очень умно, но кому он это говорит?» Фамусов, с одной стороны, является почти олицетворением консерватизма «времен очаковских и покоренья Крыма», но он же хлебосольный, гостеприимный москвич, остроумный и яркий собеседник, блестяще парирующий выпады молодого Чацкого, а при этом и заботливый отец, и добрый барин. Софья, с одной стороны, не видит страданий Чацкого и может показаться бессердечной московской барышней, ас другой стороны, она же способна на само отверженное чувство к безродному Молчалину и не боится ни гнева отца, ни суждений общества; «Что мне до них, до всей вселенной?

Грибоедову не нужны были ни разу ни тем более резонеры (непременный атрибут комедии классицизма), ибо его герои были так выразительны, так ярки, что не требовали ни каких комментариев к своим словам и поступкам. Судить и комментировать предлагалось читателю или зрителю.

Если коротко подытожить сказанное Белинсквм, то можно сформулировать его тезис так: Грибоедов преодолел классицизм во всем, что делало «Горе от ума» явлением литературы: в языке, в стихе, в колорите в емкости характеров, в отказе от «механизма старинной драмы». Однако «Горе от ума» задумывалось и писалось не только для чтения, но и для постановки на сцене. Грибоедов был человеком театра и, понимая всю опасность своего произведения, тем не менее, не мог не мечтать о его постановке в театре. А театр грибоедовской эпохи был гораздо консервативнее литературы, и драматургу приходилось считаться с теми требованиями классицизма, которые продолжали господствовать на русской сцене. Главным среди этих требований было соблюдение принципа трех единств: действия, места и времени.

Грибоедов сохранил единства времени (действие комедии происходит в течение одного дня) и места (все действие происходит в доме Фамусова). Однако требование единства действия оказалось для автора не столь существенным, и это привело к знаменитым упрекам П. Катенина в адрес Грибоедова: как известно, последовательный приверженец классицизма Катенин видел «главную погрешность» грибоедовской комедии «в плане». Очевидно, имелось в виду несоблюдение принципа сквозного действия, основанного на четко прописанном сюжете без каких бы то ни было отступлений. А Грибоедов удивительным образом сумел соединить «общественную комедию» с любовной драмой, а кроме того, усилил сюжетное напряжение выдумкой о сумасшествии Чацкого, которую позже Ю. Тынянов назовет самым сильным местом в сюжете «Горе от ума».

Вольно или невольно, сознательно или неосознанно, но Грибоедов не стал пренебрегать требованиями театральной эстетики своего времени, однако со свойственным ему изяществом сумел отчасти преодолеть и их, введя в свое огромное множество внесценических персонажей. Именно они, герои целых монологов, как, например, Максим Петрович или французик из Бордо, или вскользь упомянутые лица, как родители Чацкого, арапка-девка, двоюродный брат Скалозуба, князь Федор, Марья Алексеевна и многие другие дамы, мадам Розы, Левон и Боринька, Удушьев Ипполит Маркелыч, Татьяна Юрьевна, — именно они помогли автору расширить пространственно-временные границы действия. С помощью внесценических персонажей местом действия становится и Москва за пределами фамусовского дома, и Петербург, и не на званное точно место совместной службы Чацкого и Платона Михайловича Горича. Они же, внесценические персонажи, создают эффект длительного исторического времени от екатерининской эпохи до начала двадцатых годов.

«Характеры и резкая картина нравов», по словам Пушкина, не потеряли своего реалистического звучания даже при соблюдении некоторых внешних требований классицизма. А общая тональность произведения, кроме того, была усилена романтическим характером главного героя. И, может быть, ни в од ном другом произведении русской литературы не найти такого удивительного сплава, такого органичного соединения эстетических элементов даже не двух, а трех художественных направлений: классицизма, романтизма и реализма.