М. Горький известен нам в большей мере как «поэт пролетариата», «выразитель его коллективной души». Действительно, многие произведения этого писателя, ставшие образцом социалистического реа­лизма, посвящены людям, стоявшим у истоков рево­люции, строительства нового общества. Но для полно­го осмысления личности и творчества писателя не ме­нее важны и другие — ранние произведения Горького, исполненные философской романтики.

«Романтика живет не в светских гостиных... Ро­мантику надо искать... среди великой и могучей при­роды,... хотя и не только там... Ибо родина ее в челове­ческих сердцах,., которые... бьются в груди у людей, жаждущих Свободы и Любви», — эти слова Майн Рида с полной уверенностью можно отнести к благо­родным вольнолюбивым героям раннего творчества Горького.

«Несогласие» с «бескрылым» существованием, не­совместимым с «духом смятенным», резкое порица­ние духовной лени и трусости мещан, непривычный для настроений тех лет эмоциональный подъем отли­чает экзотические рассказы «Макар Чудра» и «Стару­ха Изергиль».

Горький всегда осуждал тех, кто не замечал красо­ты мира, тех, кто все подчинял мелким, суетным рас­четам. Всю свою жизнь он вел борьбу против обыва­тельского «антиромантизма», воплощая свои смелые мысли в рассказах, повестях и пьесах.

Своеобразный вызов мещанству, заключающийся в поэтизации кочевой стихии, мы видим в рассказе «Макар Чудра». Картинный цыганский мирок как бы противопоставлен серым обывательским будням. Удивительны и ярки образы героев, созданные авто­ром: колоритная фигура старого цыгана-философа Макара Чудры, его дочери — Нонки, лишь упомяну­той автором, но сделано это так мастерски, что Нонка воспринимается как вполне завершенный образ, уча­стник происходящих событий: «На ее смуглом, мато­вом лице замерла надменность царицы, а в подерну­тых какой-то тенью темно-карих глазах сверкало соз­нание неотразимости ее красоты и презрение ко всему, что не она сама». Но как ни прекрасна молодая цыганка, ей далеко до главной героини повествова­ния Макара — Радды, красоту которой «можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку как свою душу знает». Упоминание скрипки вызывает ас­социации с прекрасной, надрывной, плачущей мело­дией, неподвластной оценке, звучащей соло. Эта ху­дожественная деталь — скрипка в руках у Зобара, та­лантливого музыканта, колоритно выписанного Горьким: «Усы легли на плечи и смешались с кудря­ми, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка — целое солнце...». Красива и душа молодого цыгана: «нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди да тебе и отдал, только бы тебе от того хорошо было».

Яркие, почти нереальные персонажи. И чувства их — страстные, обжигающие, не имеют ничего обще­го с чувствами обыкновенных людей. Но для их горя­чей крови мало земной любви: «Волю-то, Лойко, я люблю больше тебя», — говорит красавица Радда сво­ему возлюбленному. Но как ни мила прекрасная цы­ганка Зобару, и для него воля — единственное, ради чего стоит жить. А если «два камня друг на друга ка­тятся, становиться между ними нельзя — изувечат».


























 





























Не обрели земное счастье Лойко с Раддой, предпо­читая умереть, чем потерять вольную жизнь.

Погибли молодые герои, но память о них перероди­лась в легенды, передаваемые из уст в уста, как свиде­тельство неискоренимого духа свободы, живущего в человеке.

Дух цыганской свободы, непостижимость бушую­щих в сердцах молодых цыган страстей создают ощу­щение бесконечного простора, бескрайнего простран­ства. Вторят этому и описанные писателем картины природы: «слева — безграничная степь, справа — бес­конечное море». «Месяц серебром всю степь залил, и далеко все видно», а море распевает «мрачный и тор­жественный гимн гордой паре красавцев-цыган».

История их любви, вроде бы случайно рассказан­ная старым цыганом, воспринимается как один из от­ветов на те вопросы, которыми задается Макар Чудра в начале рассказа: в чем смысл человеческой жизни? Кому нужен человек? Надо ли «прощать людей и лю­бить их»?

На первый взгляд, кажется, что вольнолюбивый старик восхищается выбором Радды и Зобара, незави­симость которых не смогла победить даже любовь, но с другой стороны, «...Идешь ты, ну и иди своим путем, не сворачивая в сторону. Прямо и иди. Может, и не за­гниешь даром».