А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
Что я принимаю и с чем я спорю в произведениях М Горького - сочинение





Недавно состоявшаяся экскурсия в музей-квартиру М.Горького оставила противоречивые впечатления: роскошный особняк в стиле модерн (реквизированный у миллионера, купца-мецената Рябушинского) — для пролетарского писателя, редкая коллекция миниатюрных фигурок из кости и нефрита. Строгие шкафы с книгами до самого потолка, дорогие картины, фотографии сына, внучек, друзей и знакомых... Известно, что Горький не любил этот дом, чувствовал себя в нем, как в золотой клетке. Побывавший у него в 1925 году Р. Роллан записал в дневнике: «Он очень одинок, хотя никогда не бывает один», «в его душе происходит жестокая борьба, о которой никто ничего не знает». И уж совсем красноречивый вывод — «У старого медведя на губе кольцо».

Экскурсовод рассказал, что Горький не мог встречаться, с кем ему хочется, под видом заботы о его здоровье посетителей тщательно фильтровали. В музее я узнал разные версии гибели сына и смерти самого М. Горького. Секретарь Горького, оказывается, был агентом ГПУ... Все это требует осмысления и переоценки того, что знал раньше о Горьком. А что знал? То, что в учебнике, особенно интереса не вызывало. Из прочитанного запомнилось лишь что-то из раннего творчества...

Первые же строки молодого Горького были призывом к геройству, а не к идиллическому мещанскому покою. Романтические песни, «Старуха Изергиль» — все это, на мой взгляд, подлинное искусство: прекрасный, «цветистый» язык, сказочная метафоричность, яркость, необычайность героев, возвышенные мечты и чувства, великолепная пейзажная живопись.

Когда Горький принес Короленко рассказ «Старуха Изергиль», тот сказал: «Странная какая-то вещь. Это — романтизм, а он давно скончался. Очень сомневаюсь, что сей Лазарь достоин воскресения. Мне кажется, вы поете не своим голосом. Реалист вы, а не романтик, реалист!» Но после рассказа «Челкаш» Короленко вынужден был признать в молодом авторе и реалиста, и романтика. Горький сам замечательно тонко определил причину двойственности своего раннего творчества. Он так и говорит, что давление «томительно бедной жизни» понуждало его украсить нищету существования сказочными вымыслами, тогда как богатство живых впечатлений бытия находило выражение в рассказах реалистического характера.

Ранние реалистические рассказы перекликаются с тем, что описано в автобиографической трилогии («Детство», «В людях», «Мои университеты»). «Свинцовые мерзости русской жизни» — и в то же время «здоровое, яркое, творческое», что есть в русском народе. Все это написано в традициях русской классики XIX века и близко мне. Драматургия Горького, по-моему, сродни чеховской, но более заострена социально. «Дачники», «Дети солнца», «Васса Железнова», увиденные по телевизору, достаточно интересны. «На дне» — пьеса, заставляющая спорить, размышлять о правде и лжи, о смысле человеческого существования, о сострадании, об ответственности за свою личную судьбу.
Афоричность языка привлекает, многое запоминается надолго. Поражает мастерство речевых характеристик: ночлежники — живые человеческие типы. Спорным представляется Сатин как антипод Луки. Он гораздо менее убедителен, чем Лука, к тому же сам признает его правоту («молодец старик»). Больше всего спорить хочется с романом «Мать».

Многие страницы написаны с большой художественной выразительностью (описание жизни рабочей слободки, история жизни и смерти слесаря Михаила Власова, интересен Андрей Находка, волнуют переживания Ниловны, ее загадочный сон и др.), но в целом читать довольно скучно, а уж идея насильно осчастливить все человечество, оправдание революционного террора (чего стоит Николай Весовщиков, готовый «забрызгать кровью небеса» во имя идеи) — абсолютно неприемлемы для меня. Думается, что «своевременность» этой книги в прошлом и сухой, схематичный, холодный Павел никого уже увлечь не сможет. А вот материнская великая любовь Ниловны, которая, как библейская Мария, приносит своего сына в жертву людям, не может не привлечь. Послеоктябрьское творчество Горького мало знакомо мне. Изучено обзорно «Дело Артамоновых», «Жизнь Клима Самгина», последний роман, судя по телевизионной версии, грандиозное и, возможно, самое важное и талантливое из всего, что написано Горьким. Обязательно надо прочитать, если осилю.

Несмотря на то, что не все принимаю в Горьком, я думаю, не правы те, кто заявляет о том, что нужно отбросить его за ненадобностью. Мне интересна личность Горького, поскольку он один из тех, кто «сделал себя сам». Как это ни банально звучит, в разное время Горький был разным (это доказывают его «Несвоевременные мысли»), и, следовательно, справедливо будет сказать, что никакой эпизод из жизни писателя не может характеризовать его полностью, что он лишь звено в цепи сложной, но исполненной глубокого смысла судьбы.

«Егор Булычев и другие» (1931 г.) — первая пьеса этого незавершенного эпического замысла Горького. Символично её раннее название — «Накануне», то есть накануне событий февраля — октября 1917 года. Дрогнула под натиском революции казавшаяся неприступной цитадель буржуазного государства. Искры сомнения в прочности, силе, справедливости всех жизненных устоев опалили душу «властелина века», российского купца. Егор Булычев, герой одного из самых совершенных драматических созданий зрелого Горького, возвысился до понимания порочности и хлипкости столь привычного уклада, повел себя «несообразно традициям класса», пытаясь жестоко осмеять и унизить их.


 
Все подвергается сомнению и осмеянию Булычева — Бог и царь, власть мирская и духовная, собственное миллионное дело, семья и окружение — все! Бунт Егора Булычева — это не стихийное желание Антипы («Зыковы») сокрушить зло жизни, прислониться хотя бы в конце пути к хорошему; это и не унылая рефлексия разочарованного скептика Букеева («Яков Богомолов»); далек он и от романтических порывов Мастако-ва «украсить жизнь строением» («Старик») — нет, это нравственный, моральный, это политический бунт духовно прозревшего человека, усомнившегося в силе своего недавно еще всемогущего класса. Егор Булычев вступил в единоборство со множеством врагов. Он поднял бунт против самого себя. Он говорил, что не на той улице жил, прошел мимо настоящего дела. Восстал Булычов и против самой смерти: «За что, смерть?!» Поп Павлин, умный, лукавый фарисей, смиренно-мудрый защитник Отечества и престола — один из главных и сильных противников Егора. Спор с ним ведется до последних дней жизни Булычо-ва. Подобно Сатину в «На дне», Егор сокрушает утешительство Павлина, его призывы к смирению и покорности. В ответ на привычное заклинание отца церкви: «Роптать — величайший грех. Надобно с тихой душой и покорно принимать возмездие за греховную нашу жизнь»,— Булычев разражается гневной страстной отповедью: «Ты примирился, когда тебя староста обидел? Ряса — это краска на тебе, а под ней ты — человек...» В спорах-поединках с управляющим Башкиным Булычев громит бездушную, бесчеловечную, «вороватую» природу капитала: «И воруешь — не ты — рубль ворует»,— бросает он ошеломленному Башкину. Надвигающаяся революция — та скрытая сила, которая завязала все драматические узлы в пьесе. Одни герои, такие, как Шурка, радостно ждут ее; другие — Башкин и Достигаев — спешат урвать кусок пожирнее. Животный страх испытывает игуменья Мелания перед пробуждающимся сознанием народа: «Чернь бунтуется. Копосов-ские бабы в лицо мне кричали, мы... народ! Наши мужья, солдаты — народ!»—в ужасе рассказывает она Булычеву. Полицейские боятся носить форму — «крысы» (так называет их Егор) бегут с тонущего корабля. Революция — будет! — разносится по всему булычовскому дому. Мучительный и вместе с тем какой-то застенчивый интерес вызывают у Егора люди, которые делают революцию. Их гимн «Отречемся от старого мира...» напоминает ему молитву (что-то строгое и чистое). Рабочие будут управлять государством? Пропьют! А вдруг — не пропьют? — ив последнем вопросе Егора почти исчезает сомнение. Истина, которая открывается изумленным глазам Булычева, заставляет его проклинать прошлое, настоящее, мир неправедный: «Попы, цари, губернаторы... на кой черт они мне надобны? ...И людей хороших — нет. Хорошие редки, как фальшивые деньги...» Конец этому миру возвещает Егор Бу-лычов: «Да погибнет царство, где смрад». Перед Булычевым постепенно вырисовывается трагедия его жизни. Он оторвался от родной почвы своей, дающей силу, забрел «не на ту улицу». «Ты да Шурка, вот это я — нажил, а остальное — меня выжило...»—в этих словах, обращенных к Глафире, женщине, которую любил Егор и которая отвечала ему большим, искренним чувством, заключен глубокий смысл. «Остальное меня выжило» — это среда, мир Достигаевых и других воротил, мир попа Павлина и Мелании — выживал «сомневающегося купца» — отрицал его. И если бы Егор уцелел, то, может быть, и его сбросили бы на дно жизни. Содержание пьесы не исчерпывается историей духовного прозрения Булычева, его поединком со своим классом. Пафос драмы Горького — ив отрицании преступной, грабительской войны, «большой смерти», противной самой человеческой природе. «Егор Булычев» создавался, когда черная тень свастики нависла над испанской землей, над Германией, угрожала Европе. Уродливый образ войны возникает в самом начале пьесы. Первые же слова, которые произносит Егор, возвратившийся после посещения госпиталя, сказаны им о преступной бессмысленной войне: «Народа перепортили столько, что страшно глядеть...», война— это «всемирный стыд...» А как современны слова Егора в споре с Павлином, утверждающим, что «война — в законе...». «Брось,— вскипел Булычев.— Какой это — закон? Это — сказка. Солнца не остановишь. Врете». «Егор Булычев» относится к тем произведениям, которые родственны высокому искусству трагедии. Бунт Булычева против своей обреченности переходит в философское отрицание смерти. В свой последний час он стремится постигнуть конечный смысл бытия, философские «концы и начала»: «Я вот жил-жил, да и спрашиваю: ты зачем живешь? Что значит— смерть нам? ...Действительно, я наткнулся на острие. Ну, ведь всякому... интересно: что значит — смерть? Или, например, жизнь?» Егор не может ответить на эти вопросы. Он хочет оградить дочь от своих ошибок, но до конца их объяснить не может: «В чужие люди попал... Вот чего я тебе не хочу! Отец мой плоты гонял. А я вот... Этого я тебе не могу выразить». Дочь, озорная, своевольная — его единственная надежда, невнятная, смутная... «Но Шурка... тянется к людям, которые поют «Марсельезу». Она хочет жить, а жить ей можно, лишь отказавшись от прошлого, от своего дома, от отца. Так надеждою Егора становится революция. И однако революция является в то же время смертью Булычева и «Марсельеза» — похоронным маршем, отпевающим все его бытие... Герой ищет будущее там, где оно для него прекращается. Горький создал новый, революционный театр. Горьковские пьесы строятся на смелых идейных и социальных контрастах. Перекрестный огонь полемических реплик, диалогов-поединков создает в драмах Горького накаленную атмосферу сражения, боя. Герои его пьес предстают в тот критический переломный момент, когда перед каждым из них возникает самый главный вопрос — как жить дальше? Драматический герой показан в состоянии напряженного размышления, поисков необходимой истины. Горький расширил содержание драматического произведения до масштаба эпопеи.





Ну а если Вы все-таки не нашли своё сочинение, воспользуйтесь поиском
В нашей базе свыше 20 тысяч сочинений

Сохранить сочинение:

Сочинение по вашей теме Что я принимаю и с чем я спорю в произведениях М Горького. Поищите еще с сайта похожие.

Сочинения > Горький > Что я принимаю и с чем я спорю в произведениях М Горького
Максим Горький

Максим  Горький


Сочинение на тему Что я принимаю и с чем я спорю в произведениях М Горького, Горький