«Гранатовый браслет» А. И. Куприна — один из величайших шедевров русской литературы. В нем нет ни единого слова, написанного просто так, не несущего в себе никакого смысла, не передающего авторской идеи. Упоминание в «Гранатовом браслете» сонаты Бетховена, как мне кажется, глубоко символично. После прослушивания этого произведения ближе и дороже становятся герои Куприна, приходит более тонкое понимание смысла повести. Ведь «Гранатовый браслет» — произведение о любви, а эта сфера человеческих чувств настолько неуловима и непередаваема, что «лучшие слова в лучшем порядке» не всегда могут найтись. Поэтому Куприн прибегает к помощи музыки, которой доступно выразить много больше.

В первый раз в повести Куприна соната появляется в Эпиграфе — автор акцентирует внимание читателя именно на этом музыкальном произведении, уже от одного этого упоминания веет чем-то таинственным, сакральным. Но в начале повести о сонате не говорится ни слова. В обществе Веры Николаевны лишь пианистка Женни Рейтер осуществляет связь с темой музыки, но она даже не принимает участия в диалогах.

Надо сказать, что общество это рисуется Куприным даже с некоторой долей иронии: чего стоит «тайное католичество» Анны Николаевны или «семейный альбом» князя Василия. Пожалуй, лишь Вера да генерал Аносов не похожи на других, их интересуют не «сатирические рассказы», а темы более возвышенные: есть ли настоящая любовь на свете, «бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды», «для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь... вовсе не труд, а радость». В ближайшем окружении княгини Веры полюбить так не мог никто. Конечно, нельзя сказать, что Василий Шеин не любит Веру Николаевну, а Анна Николаевна нелюбима Густавом Ивановичем, скорее, наоборот. Но их чувства не способны изменить человека, открыть ему какие-то высшие законы жизни, не делают возлюбленную центром Вселенной. Над Густавом Ивановичем даже смеются, когда он ухаживает за женой.

Так зачем же автор представляет нам эту атмосферу? Чтобы показать, что в этом «утонченном» светском обществе нет подлинной любви. Бетховенская соната не звучала в тот вечер: Васючком, «светским шалопаем и кутилой», вполголоса исполнялись итальянские народные канцонетты и рубин- штейновские восточные песни. И Женни Рейтер аккомпанировала ему, как всем казалось, потому что «он за нею ухаживал»!

Может быть, живя в этой атмосфере, княгиня Вера не смогла разглядеть той настоящей любви, посетившей ее и загадочного Г. С. Ж. А ведь Желтков, будучи «маленьким человеком» в обществе, вознесся до таких высот мысли, чувства, духа, что мог даже с радостью пойти на смерть ради Веры Николаевны. Безответное чувство оторвало его от всего земного, мирского так же, как отрывает искренняя молитва человека, пришедшего в храм.

«Да святится имя Твое», — он молится на нее, отождествляет возлюбленную с иконой, когда просит хозяйку своей квартиры (в случае возврата) гранатовый браслет повесить на икону.


 




А как достойно ведет себя Желтков, когда к нему приходят Василий Львович и Николай Николаевич! Рядом с ним Тугановский кажется читателю еще пошлее, еще ниже, чем до этого. А для Желткова все, что происходит и происходило с ним за последние 7—8 лет, так естественно, так просто, он стал единым целым с этой любовью, что практически не замечал существования внешнего мира. Для него смешным кажется Николай Николаевич с его желанием «обратиться к власти».

Но причем же здесь соната Бетховена? Именно это произведение, а точнее, вторая его часть — олицетворение такой же «настоящей, самоотверженной, истинной» любви. Главная тема сонаты очень проста, почти.нигде нет даже двухголосия. Слушатель не будет поражен ни виртуозными пассажами, ни трелями и форшлагами. Все как на ладони, ясно и трогательно. Так же и Желтков: для него абсолютно ясны и понятны его чувства к Вере Николаевне. Но эта простая, на первый взгляд, тема сонаты почему-то западает в душу слушателя, даже вызывает слезы на глазах, как и последние страницы повести. Тема повторяется снова и снова, и мы вместе с Верой Николаевной каким-то мистическим, таинственным образом слышим: «Да святится имя Твое».

Желтков прочувствовал всю глубину второй сонаты Бетховена и понял, что именно она сблизит его с возлюбленной, и Вера Николаевна пусть на один короткий миг полюбит его такой же «тихой» любовью. Для нее так же будет священен гранатовый браслет, как для него — записка, программа художественной выставки, платок...

Желтков уверен в необыкновенной красоте души Веры Николаевны, заботится о том, чтобы она осталась такой же, и в последнем письме просит: «Пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу .прекрасную душу». А ведь после этого письма Вера почувствовала, что в ее жизнь «вмешалось что-то ужасное». Действительно, что может быть ужаснее и страшнее самоубийства, к которому ты при- частен. Но, посмотрев на счастливое, покрытое «глубокой и сладостной тишиной» лицо Желткова, напомнившего ей Пушкина и Наполеона, а затем, прослушав сонату, она вздохнула легко. Вера Николаевна услышала его голос, успокаивающий ее, слилась с природой — акация, Шелестя листьями, казалось, сочувствовала ей. В этот момент княгиня Вера переживает удивительное единение с собой, музыкой, природой, умершим влюбленным, который остался жить в ее памяти, был непрерывно связан с нею. Наверное, поэтому Желтков й не боялся смерти: его небесное чувство должно было оставить след на земле.

В этой любви много мистического: начиная с гранатового браслета-оберега, Женни Рейтер, заигравшей сонату № 2 Бетховена даже без просьбы княгини Веры, заканчивая таинственным откровением Желткова, услышанным его возлюбленной во время звучания сонаты. 

Повесть «Гранатовый браслет» еще раз убедила меня в том, что любовь — это великое чудо, доступное лишь немногим. Поэтому выразить это чувство глубоко и полно должно что-то совершенно необыкновенное и чудесное — искусство. Объединенные одной темой, повесть и соната составляют «единую мысль», дополняя друг друга, дают читателю и слушателю представление о любви «всепрощающей, на все готовой, скромной и самоотверженной».