В пьесе «Гроза» Островский открыл двери двух богатых калиновских домов — дома Кабановой и Дикого, и мы увидели, как ужасна старозаветная жизнь, какое темное наследство оставила древняя Русь в виде идеалов семейной жизни по Домострою. Персонажи в «Грозе» сгруппированы таким образом, что главным носителем всех старых устоев является Кабаниха, мать Тихона Кабанова. Домострой в самых реакционных проявлениях — вот что составляет для нее основу жизни. Даже попрощаться по-своему с уезжающим на ярмарку мужем Катерина не может при свекрови. Кабаниха и тут успевает сделать ей грубое замечание. Косность, основанная на необразованности, на отрицании всего нового, регламентированная до самых подробных мелочей жизнь «темного царства» держится на властности Кабанихи. Кабаниха и самодур Дикой, злобный, крикливый и жадный человек, противостоят не только появлению духовно свободных людей в городе Калинове. Уже по их фамилиям мы видим, что они противостоят цивилизации, как противостоит цивилизации дикость. Самодурство Дикого — другая крайность «темного царства», которая заключается в пренебрежении законом, попрании его. Если Кабаниха живет по старым законам, но все же по законам, то Дикой не признает вообще никаких законов. Собственная прихоть для него — главный закон.

Кабанова Марфа Игнатьевна (Кабаниха) — центральная героиня пьесы, мать Тихона и Варвары, свекровь Катерины. В перечне действующих лиц о ней сказано: богатая купчиха, вдова. В системе персонажей пьесы — антагонист главной героини, Катерины, контрастное сопоставление с которой имеет определяющее значение для понимания смысла пьесы. Сходство героинь можно усмотреть как в принадлежности их к миру патриархальных представлений и ценностей, так и в масштабе и силе характеров. Обе они — максималистки, никогда не примирятся с человеческими слабостями, не допускают возможностей никакого компромисса. Религиозность обеих также имеет одну сходную черту: обе они не верят в прощение и не вспоминают о милосердии. Однако этим черты сходства исчерпываются, создавая почву для сравнения и подчеркивая антагонизм героинь.

Они представляют собой как бы два полюса патриархального мира. Катерина — его поэзию, одухотворенность, порыв, мечтательность, дух патриархального уклада в его идеальном значении. Кабаниха — вся прикована к земле и земным делам и интересам, она блюститель порядка и формы, отстаивает уклад во всех его мелочных проявлениях, требуя неукоснительного исполнения обряда и чина, нимало не заботясь о внутренней сути человеческих отношений. Достаточно вспомнить ее грубый ответ на слова Катерины о том, что свекровь для нее все равно, что родная мать, а также ее поучения сыну. Кабаниха в пьесе охарактеризована не только собственными речами и действиями, но и обсуждается другими персонажами. Впервые о ней говорит странница Феклуша: «Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлушко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых». Перед этой репликой — суждение Кулигина: «Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем». Вскоре после этих предваряющих характеристик появляется выходящая от вечерни Кабанова в сопровождении своей семьи, которую она не переставая пилит, придираясь к воображаемому охлаждению к ней сына, выказывая ревнивое недоброжелательство к его молодой жене и недоверие к ее искренним словам («Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты. Да и Тихон тебя любит»). Из этого разговора мы узнаем, что, по мнению Кабановой, правильный семейный порядок и домашний уклад держатся на страхе младших перед старшими, она говорит Тихону о его отношениях с женой: «Тебя не станет бояться, меня и подавно. Какой же это порядок-то в доме будет?» Таким образом, если ключевые слова в представлениях Катерины о счастливой и благополучной жизни в доме «любовь» и «воля» (см. ее рассказ о жизни в девичестве), то в представлениях Кабанихи — страх и приказ. Особенно ярко это видно в сцене отъезда Тихона, когда Кабаниха заставляет сына строго следовать правилам и «приказывать жене», как жить без него.


 







У Кабанихи нет никаких сомнений в моральной правоте иерархических отношений патриархального быта, но и уверенности в их нерушимости уже нет. Напротив, она чувствует себя чуть ли не последней блюстительницей правильного миропорядка («Так-то вот старина и выводится... Что будет, как старшие перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю»), и ожидание, что с ее смертью наступит хаос, придает трагизм ее фигуре. Она не считает себя и насильницей: «Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить». Если Катерина чувствует уже по-новому, не по-калиновски, но не отдает себе в этом отчета, то Кабанихи, напротив, чувствует еще вполне постарому, но ясно видит, что ее мир гибнет. Все это выявляет ее диалог с Феклушей, особенность которого в том, что он характеризует прежде всего мироощущение Кабанихи, хотя «выговаривает» эти размышления Феклуша, а Кабаниха крепится, хочет уверить собеседницу, что у них в городе и правда «рай и тишина», но в конце сцены ее истинные мысли полностью обнаруживаются в двух последних репликах, как бы санкционирующих апокалиптические рассуждения Феклуши: «И хуже этого, милая, будет», — и в ответ на слова странницы: «Нам-то бы только не дожить до этого» — Кабаниха веско бросает: «Может, и доживем». Кабановский деспотизм и самодурство куда страшнее того, который проявляет Дикой. У Дикого нет вне себя никакой опоры, и потому его все же можно, хоть редко, искусно играя на его психологии, заставить на время стать обыкновенным человеком. Но нет той силы, которая сбила бы с позиций Кабанову. Помимо своей деспотической натуры, она всегда найдет себе опору и поддержку в таких устоях жизни, которые считает неприкосновенной святыней. Дикой считает себя вправе ругать всех потому, что он богат. Он деспотичен не «по принципу», как Кабанова, а из каприза, из прихоти... Никаких разумных оснований для его поступков нет — это необузданный, лишенный всяких логических оснований произвол. Дикой, по меткому выражению калиновцев, — «воин»: по его собственным словам, у него «дома постоянно война идет». «Ты — червяк! Захочу — помилую, захочу — раздавлю!» — вот основание его отношений к тем людям, которые слабее или беднее его. Характерным отголоском старины сказалась еще одна черта его: изругав во время своего говенья мужика, он «на дворе, в грязи ему кланялся, — при всех... кланялся!». В этом «принародном покаянии» выразился в нем проблеск уважения к какому-то высшему нравственному порядку вещей, установленному стариной.

Нельзя принять весьма часто встречающееся определение Кабанихи как «самодурки». Самодурство — не порядок патриархального мира, а разгул своеволия властного человека, тоже по-своему нарушающего правильный порядок и ритуал. Кабаниха осуждает своего кума Дикого, настоящего самодура (в отличие от самой Кабанихи, строго придерживающейся порядков и правил), и относится с презрением к его буйству и жалобам на домашних как к проявлению слабости. В силе характера Кабанихи не сомневаются окружающие («Нашей бы хозяйке за ним быть, она б его скоро прекратила», — замечает горничная Глаша в ответ Борису, жалующемуся на буйство Дикого). Самой Кабанихе, сколько бы она ни точила детей за непочтение и непослушание, и в голову не придет жаловаться посторонним на непорядки в своем доме. И потому для нее публичное признание Катерины — страшный удар, к которому скоро присоединится опять-таки открытый, на людях, бунт ее сына, не говоря уже о побеге из дому дочери Варвары. Поэтому в финале «Грозы» не только гибель Катерины, но и крушение Кабанихи. Разумеется, антагонистка трагической героини не вызывает сочувствия.

Островский — один из самых ярких национальных русских писателей. Изучив до глубины наиболее консервативные слои русской жизни, он сумел рассмотреть в этой жизни добрые и злые остатки старины. Историческое значение созданных Островским типов огромно.