Чехов написал сравнительно немного рассказов о любви, и почти каждом из них изображает это чувство как наибольшее счастье, мучение, тайну человеческого существования. Одно из них “Дом с мезонином”, “О любви” и “Дама с собачкой”. Это последнее рассмотрим подробнее. Если “Человек в футляре” и «Скрипка Ротшильда» - это трагедии безнадежно потерянной жизни, то «Дама с собачкой» - драма, которая завершается словами, может, иллюзорной, но надежды. Начало произведения обещает нам довольно обычную историю курортного адюльтера. Автор-Рассказчик коротко и весьма выразительно характеризует своего банального героя. Дмитрий Дмитриевич Гуров, зажиточный господин, который занимает солидную должность в банка, идет из Москвы отдыхать к теплой осенней Ялте. Его возраст приближается до сорока лет. Давно, еще студентом, он вступил в брак, имеет трех детей, существует, как и все люди его круга

    *             служба, клуб, рестораны, званые обеды и т.п. Его приятная внешность, красивые манеры, определенный неуловимый мужской шарм делают его любимцем женщин, и он приятно чувствует в их обществе. У Гурова было множество любовных приключений. Легко вступая у связи с женщинами, он так же легко разводился со своими возлюбленными, выработал к ним циничное потребительское отношение, лишенное наименьшей почтительности и настоящего чувства. “Низшая раса!”
    *             так пренебрежительно он называет женщин, но “без “низшей расы” не может прожить и двух дней”. Свою жену, даму эмансипированную, категоричную, властную и, как она самая себя определяет, “мыслящую”, он не любит, даже опасается и через то неохотно бывает дома. И вот такой довольно банальный господин на ялтинській набережной обращает внимание на молодую невысокую на рост белокурую женщину в берете с белым шпицем на поводку. Опытный ловелас думает: “Если она без мужчины и без знакомых, то нелишнее было бы познакомиться с ней”. И он заводит с этой одинокой и стыдливой, будто институтка, женщиной любовную интрижку, как испокон века ведется на курортах. Гуров и Анна Сергеевна становятся любовниками. Все происходит как всегда. И даже слезы женщины после “грехопадение”, ее переживания не является чем-то непривычным.

Но именно тогда, когда, казалось бы, эта любовная история имела бы Гурову надоесть, происходит что-то для него неожидаемое. Он по-настоящему влюбляется, чувствует счастливым в обществе Анны Сергеевны, не разводится с ней ни на час. С ней он по-новому видит море, восток и закат солнца. Весь окружающий мир приобретает замечательные свежие краски и ароматы. Хрупкая, тонкая шея женщины, красивые серые глаза, ее наивность и искренность, неподдельное чувство к нему вызывают в душе мужчины нежность и любовь, которых он к этой встрече не знал. И курортный роман должен закончиться. Гурову время поворачиваться к Москве, а к даме с собачкой приедет муж, который занимает высокую должность в городе С. Вернувшись домой, Гуров не без удовлетворения погружается в водоворот своей обычной московской жизни, ему кажется, что приключение пойдет, как и другие, у забвения. И с ним происходит что-то непривычное. “Прошло уже больше месяца, пришла глубокая зима, а в памяти было все ясно, будто бы он развелся с Анной Сергеевной лишь вчера… Анна Сергеевна не снилась ему, а шла за ним всюду, как тень, и следила за ним. Закрывая глаза, он видел ее, как живую… На улице он провожал взглядом женщин, искал, или нет похожей на нее…”

Известный афоризм твердит: “Разлука для любви, как ветер для огня, она гасит малое и разжигает большое”. Любовь такого обычного и даже грубого Гурова оказывается настолько большим и сильным, что, изменяет его жизнь. Он смотрит на все, что было его существованием к встрече с Анной Сергеевной, новыми глазами - “вещими зеницами”. Он остро ощущает без нее свою абсолютную одинокость. Попытка поделиться из клубным знакомым пережитым в Крыму наталкивается на полнейшее равнодушие. В ответ на захваченную фразу Гурова: “Если бы вы знали, с какой волшебной женщиной я познакомился в Ялте”, - он слышит: “А только вы правой: осетрина и в самом деле была с душком”. Как выразительно переданная в этих коротеньких репликах психологическая точность ситуации. Перед Ладейным, который полюбил, раскрывается бездна непонимания и равнодушия окружения: “Какие дикие обычаи, которые лица! Что за бессмысленные ночи, которые неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра у карты, пьянство, постоянные разговоры все о то самое для себя лучшую часть времени, лучшие силы, и наконец остается какая-то кургузая, бескрылая жизнь, которая бессмыслица, и пойти, и убежать нельзя, будто сидишь в сумасшедшие или на арестантских нарах”. В конце концов, не выдержав мучений разлуки, Гуров под каким-то поводом едет к С. Все, что происходит с ним в этом городе, - наверное, сильнее из художественной и эмоциональной стороны в рассказе.


 





Сцена, когда этот степенный мужчина (вероятно, в добротной шубе с бобровым воротом) длинные часы на морозе ходит вдоль серого забора напротив дома, где живое Анна Сергеевна, надеясь ее увидеть, обрисованная, как и весь рассказ, с типично чеховским лаконизмом. Но сквозь строки, в которых описывается это хождение, ощущается юношеская головокружительная сила чувства, которая толкает уже немолодого “Ромео” на всю эту авантюру с поездкой в С. и ожиданием до боли в сердце случайного свидания с любимой. Так же с блеском воссоздает писатель встреча в театре, смятенность обеих, их страсть, которая пренебрегает всеми нормами пристойности, когда они на глазах посторонних бросаются одно одному в объятие, безграничное волнение влюбленных, сильнее за все, что они ощущали до сих пор.

На последних трех страницах рассказа читатель узнает, что Анна Сергеевна, как она и обещала Гурову в театре, время от времени приезжает к Москве, они втайне встречаются в гостиничных номерах. Живут двойной, мучительной для обеих жизнью. Гуров понимает, что он еще некогда никого не любил. И лишь теперь, когда у него голова поседевшая, он полюбил по-настоящему - впервые в жизни. Анна Сергеевна И ОН любили одно одного, как очень близкие, родные люди, как мужчина и жена, как нежные друзья; им казалось, что самая судьба назначила их одно одному, и было непонятно, зачем он состоящий в браке, а она замужняя; и будто это были два перелетных птицы, самчик и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках. Они извинили одно одному то, чего стыдились в своем прошлом, извинили все а настоящем времени и ощущали, что эта любовь изменила их обеих”.

Конец рассказа, как это часто бывает у Чехова, открытый. Оба не знают, как снять из себя жизненные путы. Этого не может определить, зная все обстоятельства, и читатель. Но в последнем предложении произведения тлеет надежда: “И казалось, что еще недолго - и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обеим было ясно, что до конца еще далеко и что самое сложное и тяжелое еще только начинается”.

Навряд или здесь речь идет о возможности для героев общей брачной жизни. Лучше для них начинается путь духовного обновления, которому нет конца. Нужно отметить, что женский и мужской образы рассказа довольно типу для творчества Чехова. Во многих героях его прозаических и драматургических произведений мы наблюдаем черты, присущие Дмитрию Дмитриевичу Гурову. Все это люди, которые живут, как живется, их засасывает болото житейской будничности, вульгарности, но какой-либо поворот в колее ежедневного существования заставляет их пересмотреть все свое прежнее бытие, и это потрясает их к глубине души. Увидев пустыню за собой, они или строят неутешительные заключения о своей потерянной судьбе, или ищут выхода, виднеются о возможности другого - полноценного, умного, полезного, преисполненного любви - жизнь. К первым принадлежат такие разные люди, как прославленный профессор (”Скучная история”) и провинциальный гробовщик-скрипач (”Скрипка Ротшильда”), к второй - тот самый Гуров или дядя Ваня из одноименной пьесы и др.