Финал поэмы с появляющимся там образом Христа вызывал у первых читателей и критиков больше всего недоумений и споров. Что это — грубое богохульство или ортодоксальная религиозность? Финал поэмы внушал серьёзные сомнения самому Блоку. В ответ на упрёки в искусственности заключительных строк он ещё и ещё раз спрашивал себя, мог ли этот конец быть иным, сам удивлялся: “…почему Христос?” Ср. строки из дневника поэта: “…Чем больше я вглядывался, тем яснее видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос”.

“Что Христос идёт перед ними — несомненно. Дело не в том, «достойны ли они Его», а страшно то, что опять Он с ними и другого пока нет; а надо Другого?” — так размышлял Блок в одной из записных книжек. “…Я только констатировал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь «Иисуса Христа». Но я иногда сам ненавижу этот женственный призрак”. Для Блока Христос в его поэме — символическая условность. Как пишет В.Орлов, поэта “тревожило внутреннее несоответствие канонического образа «Спасителя» и «искупителя» идейно-художественной тональности поэмы”. Эта “страшная мысль” и преследовала Блока, но другого образа, равного по морально-этической ёмкости, ему не удалось найти, поэтому в 1921 году поэт заявляет уже твёрдо: “А всё-таки Христа я никому не отдам”.

 





Несмотря на всю странность этого образа, он органичен для художественного строя поэмы. Он появляется из снежной стихии, рождается из неё. Примечательно с этой точки зрения время создания поэмы: между Рождеством и Крещением — святки. Кажется, что Христос (“впереди с кровавым флагом”) возглавляет движение красногвардейского патруля, завершающееся образом “холодного” и “безродного” пса-волка. Однако Христос движется поступью “надвьюжной”. Его отношения с двенадцатью противоречивы: Он с ними, но они, не видя Его, принимают Его враждебно (“Всё равно тебя добуду, // Лучше сдайся мне живьём!”). Парадоксально, что двенадцать красногвардейцев, отвергающие прежние ценности (“Пальнём-ка пулей в святую Русь”), напоминающие разбойников, незримо возглавляются Тем, чьё имя символизирует высшие ценности гибнущего мира. В черновике к «Двенадцати» Блок цитирует Евангелие от Луки, выражая своё понимание Христа: “И был с разбойником…” Наброски к пьесе о Христе, которую Блок задумал непосредственно перед созданием поэмы, рисуют Христа не столько как воплощение святости, чистоты и человечности, сколько как символ бунтарской стихии, освободительного начала, рождающегося нового мира.

“Идут без имени святого // Все двенадцать вдаль”, но святое имя всё-таки над ними. При этом у Христа красный флаг, напоминающий и о мировом пожаре, и о бессмысленно убитой Катьке. “Кровавый флаг” в соединении со “святым именем”, поставленный во главе движения двенадцати и в то же время независимо от них (над ними) — вот художественная загадка финала.