Демон и Тамара сближены потому что они так или иначе, в отличие от людей, причастны к идеальному: в 1амаре оно воплотилось непосредственно, как в естественном человеке, а Демон знает об идеальном, хотя и подвергает его сомнению и отрицанию. Трагедия Демона вовсе не в том, что Тамара не оправдала его надежд, а в том, что Демон не может переродиться, не может преодолеть свою злую природу. Как раз нарушение обычаев, выступающих подчас как естественная, объективная этическая норма, означает для Лермонтова преступление. Гибель жениха, естественно, вызывает горе Тамары, Демон же подвергает сомнению высокую духовную значимость рыданий «бедной Тамары»:

Не плачь, дитя! не плачь напрасно!
Он слышит райские напевы...
Твоя слеза на труп безгласный
Что жизни мелочные сны,
Живой росой не упадет:
И стон, и слезы бедной девы
Она лишь взор туманит ясный,
Для гостя райской стороны?
Ланиты девственные жжет!
Нет, жребий смертного творенья,
Он далеко, он не узнает,
Поверь мне, ангел мой земной,
Не оценит тоски твоей;
Не стоит одного мгновенья
Небесный свет теперь ласкает
Твоей печали дорогой!
Бесплотный взор его очей;



 







Демон обесценивает искренний порыв, веками сложившийся святой обычай, обесчеловечивает обряд. В душу Тамары он бросает семя сомнения. Прежняя естественность, замкнутая в себе цельность и гармония души раздираются противоречиями. Тамара как бы вкусила от древа познания. Мысль, прежде слившаяся с чувством в одухотворенно-бездумном, стихийно-естественном состоянии, в синкретизме чувственного и разумного, теперь «возмущена» («Но мысль ее он возмутил Мечтой пророческой и странной»). С этих пор Тамара постоянно погружена в думу, одолеваемая «неотразимою мечтой». Прежняя цельность потеряна — «душа рвала свои оковы». Теперь ее «сердце недоступно восторгам чистым», теперь для нее «весь мир одет угрюмой тенью». Любопытно, что в ее мечты проникли «греховные» мысли, сходные с теми, какими Демон «искушал» ее жениха и которые привели «властителя Синодала» к гибели:
Пылают грудь ее и плечи, Нет сил дышать, туман в очах, Объятья жадно ищут встречи, Лобзанья тают на устах...

Цельная натура Тамары становится ареной борьбы двух распавшихся и непримиримых начал — естественности, стихийной чувственной одухотворенности и абстрактного умозрения, пропитанного ядом безудержного и разъедающего скепсиса. Выход, найденный Тамарой, — уход от земного мира в монастырь — символизирует желание избежать внутренней противоречивости, но он порождает не менее драматическое распадение между телом и духом. Монастырь несет спасенье для души, но для тела — гроб («Пусть примет сумрачная келья, Как гроб, заранее меня...»). Ценой добровольной жертвы — утраты естественной, природной гармоничности духа и тела — Тамара хочет сохранить чистоту души. В ней доминирует светлое начало, подвергшееся испытаньям злого духа. Напротив, в Демоне доминирует злое начало, стремящееся переродиться. На всем протяжении поэмы доминирующие свойства героев остаются неизменными. Разный характер противоречий, драматически перестраивающий судьбы Тамары и Демона, обусловливает их взаимное притяжение и отталкивание. В то время как Тамара тяготится внутренней борьбой («Утомлена борьбой всегдашней...»), в то время как она начинает испытывать отгороженность от внешнего мира , -Демон, напротив, переживает момент причастности к земному миру («И, чудо! из померкших глаз Слеза тяжелая катится...»; «Поныне возле кельи той Насквозь прожженный виден камень Слезою жаркою, как пламень, Нечеловеческой слезой!..»). Это приближение индивидуалистической души к человеческому миру, презираемому, но способному дать хотя бы мгновенье счастья, выражается в ликующих строках о вполне искреннем стремлении Демона к возрождению:
И входит он, любить готовый, С душой, открытой для добра, И мыслит он, что жизни новой Пришла желанная пора.

Но возрождение Демона для «жизни новой» связано и с высоким преступлением. Демон силен в своей критике человеческого мира, в своем богоборчестве, в охватившей его любовной страсти, но он слаб в позитивных устремлениях. Он требует от Тамары стать демонической, индивидуалистической натурой:

Без сожаленья, без участья
Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной Красоты,
Где преступленья лишь да казни,
Где страсти мелкой только жить,
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.

Открывая Тамаре незнакомую ей ранее сложность мира, Демон увлекает ее на путь гордого презренья к человеческому миру. Возрождение Демона невозможно без внутреннего перерождения Тамары. Герой поэмы пытается достигнуть своих целей посредством отторжения героини от объективных этических ценностей, лишить ее кровных связей с миром. В этом противоречии — Демон несет Тамаре внутреннюю безграничную свободу духа и одновременно тягость бесцельной жизни, пережитой им самим, пытается взвалить на ее хрупкие плечи бремя индивидуализма и скепсиса — выразилась в конечном итоге злая природа демонического героя. Демон и ради собственного возрождения не может покинуть пределы назначенного пути. В страсти он остается таким же индивидуалистом, лишенным объективных этических ценностей, хотя и стремящимся познать их.