В процессе создания «Преступления и наказания» произошли серьезные изменения в характерах и сюжете в соответствии с тем, как складывалась идейная проблематика романа. Главная мысль и содержание «Преступления и наказания» были впервые изложены Достоевским в письме к Каткову из Висбадена. Здесь, в частности, подчеркивается, что «чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он (Раскольников) ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его». Эта идея определила сразу же и раскрытие характера Раскольникова, и развитие сюжета. Но в процессе работы над романом первоначальная мысль стала значительно глубине. Нравственные муки Раскольникова начались задолго до того момента, о котором идет речь в письме, не после убийства, а до него.

Вероятно, с того самого времени, когда созрела мысль о преступлении, возникли душевные терзания героя, чувство его разомкнутости с окружающим миром, с людьми. Время это находится уже за пределами сюжета. Наказание начинается раньше преступления. С первой же страницы романа Расколышков появляется глубоко несчастным от того «дела»,, на которое он себя обрек. В первоначальных планах некоторые герои, группировавшиеся вокруг Расколышкова, заметно отличались от тех, которых мы встречаем в окончательном тексте. Так, Соня Мармеладова обладала способностью земной любви и могла ее активно проявлять:: «Она написала ему, наконец, письмо: люблю, буду ваша раба, она пленилась его гордостью й независимостью и проповедью того, что она не унижена (ее письмо художественно) . Он идет к ней после этого письма» (ЛП,. 537). Лужин не был так ординарен, как в окончательном тексте. После того зла, которое он причинил Соне, он «вдруг влюбляется и пристает к ней до последнего (трагедия)». Но вот в черновиках является новая запись под, названием «Идея романа»: «. Нет счастья в комфорте,, покупается счастье страданием». Далее говорится, что это счастье «приобретается опытом рго и соп1га, которое нужно перетащить на себе»
Возникает, таким образом, еще одна тенденция в романе, которая постепенно приводит к изменению образа Сони, превратившейся в идеальную, смиренную проповедницу христианства. Но есть в новой идее Достоевского и: другая сторона — ненависть к буржуазному комфорту и его защитникам, в каком бы обличье они ни выступали. Эти люди не могут «перетащить на себе» страдание и глухи к страданиям других. Именно поэтому Лужин в последней редакции оказывается неспособным ни к какой трагической любви и превращается в типичного буржуа пореформенной складки.



 





Постоянное ощущение художника, что идея, характеры и сюжет романа должны органически взаимодействовать, выражено в такой записи на страницах рукописи «Идиота»: «Главная задача: характер Идиота. Его развить. Вот мысль романа. Как отражается Россия. Все, что выработалось бы в князе, угасло в могиле. И потому указав постепенно па князя в действии, будет довольно. Но! Для этого нужна фабула романа. Чтоб очаровательнее выставить характер Идиота (симпатичнее), надо ему и поле действия выдумать»

В окончательном тексте все эти сюжетные варианты оказались преображенными, так как характер Мыш-кнна сделался значительно сложнее, обрел внутренний трагизм и оказался невольно причастным к источникам разразившейся катастрофы. Главной причиной этой катастрофы было и осталось, конечно, социальное и духовное неустройство общества, то его состояние, при котором, как замечает Достоевский в одной из записей, «все нравственно пьяны» (277). Эту атмосферу (по прежнему замыслу) должен был использовать и обострить нигилизм Ипполита. Идея, казалось бы, привычная для Достоевского. И тем не менее проблематика и сюжет финала преобразуются очень резко. Христианское самоотречение Мыш-кина, почувствовавшего земную любовь к Аглае, не только не предотвращает трагедии, но усугубляет ее. Патетическая сцена прощения грешницы во храме (разговор между князем и Настасьей Филипповной перед венчаньем), которую долго готовил Достоевский (235, 239, 260, 283, 284), отменяется. Не осуществляется и вариант счастливого содружества князя с детьми («целая новая жизнь» — 240, 241),—он остается в прошлом (сцены в Швейцарии), а затем переходит в замыслы новых романов. Вместо задуманного прежде умиротворения Мышки-на Достоевский показывает неуклонное нарастание его тревоги и смятения, нарастантш безнадежности.
Потрясающий финал произведения, который сам писатель оценивал как высочайшее художественное достижение, обнажает глубокий внутренний трагизм христианского героя, неспособного обрести гармонию даже в собственной душе, тем более спасти от гибели дорогих ему людей. Такой поворот проблемы, естественно, привел к тому, что в центре авторского внимания в конце романа оказались лишь главные герои и сюжет свелся к отношениям между ними.

Подобную динамическую взаимосвязь между идеями, характерами персонажей и развитием действия мы постоянно наблюдаем в творческой работе Достоевского-романиста. «Мотивы новые, изменяющие прежде бывшую форму»,— так сам писатель определил этот процесс в одной из тетрадей (11, 213).