Когда в 1878 году Томас Гарди выпустил роман «Возвращение на родину» (в буквальном переводе «возвращение аборигена»), он дал этой теме наименование, непосредственно выразил ее в классическом сюжете: возвращение в родной край, к родным пенатам. Для своего времени он положил начало и дал толчок: вслед за ним, не без его влияния, многие писатели обратились к той же теме в различных ее вариантах. Можно, к примеру, вспомнить романы «Белый павлин», «Сыновья и любовники», «Радуга», Томаса Вулфа «Оглянись на отчий дом, ангел», «Домой возврата нет», «Шотландскую трилогию» Льюиса Грессика Гиббона. В том же 1878 году появилась книга Роберта Луиса Стивенсона — очерки «Путешествие внутрь страны», первая заметная его книга, проникнутая отчетливо выраженным мотивом: «Спуститься с перины цивилизации и почувствовать под ногами земную твердь».

Потребность обратиться к «истокам» оказалась не частной и случайной в английской литературе, она была чертой времени. Пожалуй, не оказалось писателя, который не отметил бы в своем творчестве — тематически, 246 сюжетно, в психологических состояниях действующих лиц, а иногда оформленной концепцией, — не отметил бы этого устремления, испытанного лично и как нечто распространенное, устойчивое и влиятельное. Когда Оскар Уайльд в романе «Портрет Дориана Грея» (1891) устами лорда Генри и Дориана Грея излагал теорию «нового гедонизма», он, в свою очередь, высказывал потребность вернуться к исходному и восстановить утраченное, но он видел это исходное в природе личности, в «я», в стихийных индивидуальных желаниях красоты и наслаждения. Характерное для английской литературы последней трети XIX века устремление к «истокам» было свидетельством духовного кризиса, в нем сказывалось разочарование и отчуждение — разочарование в буржуазном прогрессе, осознание его противоречий. Это устремление не отличалось единством, напротив, оно выявляло разноречия.

У Томаса Гарди тема «возвращения на родину» раскрыта целостно и многосторонне, в драматичном сюжете, через психологические конфликты, душевную и духовную борьбу. Возвращение «на родину», в «родной край», к «родным пенатам», в «отчий дом», к «истокам» — как бы ни называлось «возвращение», оно сопровождается характерным психологическим состоянием, особым переживанием— наплывом чувств, элегических или радостных, обычно соединенных и перемежающихся, самоуглублением и созерцанием — сильным и значительным внутренним движением. И часто, в реальной жизни и в литературе, этот наплыв чувств, его силу и особенность, определяет и окрашивает состояние удивления, выражаемое восклицанием: «Как все переменилось!» Нет отчего дома, не осталось ничего, что питало первые впечатления детства. Они живы, всплывают в памяти, они побуждали к возвращению, они очевидны, встают перед внутренним взором, манят, ласкают, тревожат, но во-вне не осталось и намека на их подобие. Странное, поражающее впечатление, оно напоминает переживание, вызванное утратой дорогого человека, близко тому чувству, когда уходят молодые годы, когда распадаются дружеские связи: «Прошли года чредою незаметной, и как они переменили нас!» Пушкин отметил внутренние перемены: как мы переменились, и рыданием оборвал чтение этих стихов о «лицейской годовщине»...



 





Связь Клайма Ибрайта с Эгдоном коренная, прочная, неразрывная, и корни ее четко обозначены. Для него это твердая опора, нечто незыблемое, что живет в его сознании, придает особенность и силу его характеру, воздействует на выбор пути и повседневное поведение. Не всякое возвращение в родной край ставит перед возвращающимся проблему — самоопределиться в среде, которую некогда покинул, сохранив о ней самое живое и влиятельное впечатление. Для героя Гарди «возвращение», это — проблема, хотя за время его долгой отлучки из родного края заметных перемен в нем не произошло. И все же перед героем романа возникает проблема — существенная, актуальная и многоаспектная, выходящая за рамки конкретного случая. Возвращаясь на родину, Клайм Ибрайт перемещается не только в пространстве, что и дает основу сюжету. Он перемещается и во времени, в историческом времени, возвращаясь в прошлое без посредства соответствующей фантастической машины.

Он перемещается с одного уровня жизни на другой, из одной социальной среды в другую, по этапам, определенным историческим развитием. Новая среда, в которой герой находился, по отношению к изначальной, как подчеркивает Гарди — ее будущее, в чем-то существенном ее будущее, вполне определившееся и обнажившее себя. Герой Гарди судит о наступающем «будущем», сопоставляя его с сохра248 нившимся «прошлым», и осознает прошлое через его вероятное будущее. У Гарди в отчий дом возвращается «сын земли», меняя цивилизованную среду на природную, город на деревню, столичные блеск и шум на сельскую глухомань. Клайм Ибрайт покидает Париж и возвращается в Эгдонскую вересковую степь. Париж и Эгдон — полярные точки его перемещения: их внешний облик и сознательный уровень контрастны. Париж — символ капиталистической цивилизации, вершинная точка ее развития. Для миссис Ибрайт, матери Клайма, это — цель честолюбивых устремлений, для Юстасии Вэй, его возлюбленной, предел желаний. «В Париж! В Париж!» — клич ее души, ее вожделенная и необоримая мечта.