Прешерн был большим поэтом и фатально бесталанным человеком. Он родился в селе Врба, близ волшебного Бледського озера. Восьмилетним мальчонкой, «завлеченный жаждой знаний», он тронул в мир и с того времени видел родное село лишь изредка, во время вакаций и кратковременных наездов. Свое образование Прешерн начал у отцовского дяди Йожефа Прешерна, капеллана небольшой церкви близ городка Гросунле, что на юге от Люблян. На протяжении года старый Йожеф научил мальчику читать на немецком и словенском языках, а следующей осенью отвез в городок Рыбницу, который прославлялось своей, основанной еще в XIV ст., семилетней латинской школой. Два класса Рыбницкой начальной школы мальчик кончил с блеском, с почетными отличиями, а в третий пошел уже в Люблянах.

В 1813 г. Прешерн стал учеником первого класса Люблянской гимназии, директором которой был тогда первый словенский поэт В. Водник. Шесть лет Прешерн был среди лучших учеников гимназии; мальчик много читал, а в старших классах, составив надлежащее испытание, даже работал домашним учителем в зажиточных люблянских семьях.

В конце 1821 г., завершая уже второй класс лицея, юноша ошеломил родителей и старого Йожефа Прешерна, которые мечтали о духовном сане для своего любимца, неожиданным решением податься в Вену приобретать юридическое образование. В Любляны Прешерн возвратился в 1828 г. доктором права. С этим новым залогом у него, наверное, связаны были определенные ожидания: материальной обеспеченности, авторитета в обществе и вместе с тем некоторой независимости от власти. Тем не менее, специальность, добытая нелегко и против воли родителей, не принес ему исполнение ни одного из тех ожиданий. Из двадцати лет, которые суждено Прешерну прожить после окончания университета, восемнадцать он прослужил конципиентом, т.е. помощником адвоката в частных юридических конторах. За это время он пять раз подавал в правительственные учреждения ходатайства о разрешении на самостоятельную адвокатскую практику — и пять раз получал отказ, откровенно или скрыто мотивированную его вольнодумством, подозреваемой нелояльностью к власти и небрежением общепринятых в мещанской среде норм поведения.

Неудачно кончилась и попытка Прешерна пойти на государственную службу. В угоду матери, которая не хотела видеть сына адвокатом, о которых в народе шла нехорошая слава обманщиков и вымогателей, он надумал стать судьей и даже работал некоторое время практикантом без денежного вознаграждения в финансовой прокуратуре. Не достав за два года ни денег, ни должности, он потерял любые надежды на государственную службу и вышел в отставку. В 1846 г. правительство постановило открыть несколько новых адвокатур в провинции, в частности, в городах Кране и Постойне, и Прешерн немедленно подал шестое ходатайство, которое в конце концов было удовлетворено. Так, за два года до смерти, Прешерн, которого незаметно уже подтачивала неизлечимая болезнь, переселился из Люблян в Кране и открыл там собственную адвокатскую контору.
Год самостоятельной адвокатской работы в Кране кое-что изменил в положении Прешерна: неплохо зарабатывая, он сумел за это время возвратить около сотни гульденов долга, одолженные на переселение и устройство нового жилья и конторы. Тем не менее, в следующем году его материальное положение снова ухудшилось, к чему привело, конечно, не то, что он, как и раньше, любил посидеть с приятелями в кабаке, а быстрее то, что брал со своих неимущих клиентов смехотворно низкие гонорары.

А болезнь не оставляла надежд на неожиданные изменения, на непредвиденное чудо. В гнетущем одиночестве, которого не могла развеять единственная близкая ему в чужом Кране человек, его старшая сестра и хозяйка, ворчливая неудачница Катра, в телесных мучениях, вызванных тяжелой болезнью, в нуждах, которые разъедали душу, угасала жизнь большого словенца. В воспоминаниях об отце дочь П. Ернестина приводила жуткие детали гнетущей безутешности, в которой умирал поэт: пасмурные, будто необжитые покои, неловкая тяжелая мебель, старые сапоги, единственный талер, который остался в доме, сетование старой Катри на то, что нет куска хлеба, чтобы дать детям...
И все-таки в этой безрадостной атмосфере, после продолжительной и глубокой депрессии, Прешерну снова не изменяла жажда жизни. Самого себя, сестру Катру и свою жену в гражданском браке Еловшек, которая приезжала с детьми проведать больного, он уверял в том, что непременно выздоровеет, будет работать, будет писать... Но 8 февраля 1849 года Прешерна не стало.


Заслуги Прешерна в деле защиты словенского литературного языка и развития родной литературы неоценимы. Прешерн больше прежде всего как поэт, на первый взгляд, поэт интимно-лирический, поэт любви. В самом деле, любовь (большей частью лишенное взаимности, неуслышанное, неохваченное) — центральная тема его поэзии.
Впрочем, вопреки всей неожиданности, свежести, привлекательности этой новой в словенской поэзии темы, вопреки всему ее преобладанию в творчестве Прешерна, она не была для поэта единой. Любовь к родине, конфликт с действительностью, проблема призвания и роли художника в обществе, определяющими факторами которого были всевластный абсолютизм и бездуховность мещанской среды, — вот по крайней мере еще три стержневые темы, которые (вместе с первой) делают творчество Прешерна неповторимым явлением тогдашней литературной жизни.
Лучше всего подтверждает эту мысль виднейшее произведение Прешерна, его «Венок сонетов («Sonetni venec»). Родившийся из большой любви к люблянской панночке Юлии Примицовой, этот поэтический шедевр увековечил не только имя его автора, но и чувство преданности поэта родине. В отдельных сонетах «Венок» проникнут таким высоким патриотичным чувством, таким высоким гражданским напряжением, которое может служить за образец общественно-политической поэзии.

В самом деле, разве может быть более выразительным — по крайней мере к тому времени — гражданская тональность, чем в первом терцете восьмого сонета:

Прошли дни победы боевой,
И, насмешкой усыпленные еще на зрении,
Громкие навек замолкли песенники.
(Здесь и дальше пер. Д. Паламарчука)
Или как может быть более выразительна интимность, чем в первом терцете десятого сонета:
Мне же твое светило солнце красы,
Я любовался взглядом твоим,
И цвет чувства раскрылся за погодой.



 




А в девятом сонете своего «Венка» Прешерн демонстрирует просто удивительный сплав обеих благородных чувств: любовь — и любви к родине:


...Любовные же слезы лил я вместе с тем
И за отчизну, и за тебя:
Болит мне, что в дни несогласий, разбоя
Словенцы матери отреклись враз,
Что судимая ты не моя, что угас
Мой лучик надежды непрочной.
И стремлюсь я, чтобы с именем твоим
И мое вместе прославилось в песне,
Которая бы служила оружием отчизне,
Словенцев разбудила б и в наш дом
Воротила мир...

Через три года после «Венка сонетов» Прешерн создал лиро-эпическую поэму «Крещение на Савице» («Krstpri Savici», 1836), в которой речь идет о кровавых событиях VIII ст., связанные с крещением словенцев и стараниями окончательно онемечили их. Во «Вступлении» к поэме автор изображает последнюю ночь защитников старой веры, последних приверженцев славянской богини Живи, окруженных в Бохинскому замке «на седой скале». Полгода продолжительная изнурительная осада. Отчаяние и надежда переплелись в сердцах каждого из оборонцев крепости. Предводитель поган, юный Чартомир, решается на рискованный маневр: бурной ночью он надеется пробиться сквозь лагерь врагов и вывести своих людей в окружающие леса.

Я кличу за собой вас, отважные,
Что перед врагом не склонят шеи...

так обращается он к своим товарищам по оружию, и ни один из защитников крепости не отказывается от той бесшабашной попытки.

Но центральный мотив поэзии Прешерна — это все-таки мотив любви и женщины в любви, а его характерной особенностью есть, однако, определенная вторичность, опосередованность ощущений. Поэт будто не отваживается поделиться с читателем своим реальным чувством, а старается рассказать о нем будто намеками, иначе говоря, одевая собственные чувства в чужое одеяние, обрекая их на безличность. Баллада «Водяного», поэзии «Девушкам», «Звездочетам», «Доньчина совет», «Евреечка» и т.п., вопреки всей своей свежей оригинальности (ведь до сих пор ничего подобного в словенской литературе не существовало), вопреки всей своей игривой искренности, шаловливому остроумию и формальной изысканности, еще далеким от непосредственного самовыражения поэта.
Только в поэзии «Прощание с юностью», такой не похожей на предыдущие, впервые выразительно проступают элементы искренней, трогательной, страстной исповеди поэта. «Прощание с юностью» — следствие серьезного конфликта с действительностью, следствие досадного расхождения между чистыми юношескими ожиданиями и жестокой правдой бытия. Пасмурное расположение духа, обусловленное теми жизненными обстоятельствами, длился, очевидно, недолго. Так как вслед за «Прощанием...» снова появились похожие на предыдущие шутливые произведения поэзии «Юрист», «Ротаревым девушкам», «Школьник», «Рекрутская», баллада «Турецкая Розамунда», первые сонеты и первые сатирические поэзии («Новое писарство», эпиграммы, «Шутливые сонеты»), которыми поэт отстаивает свое представление о путях и потребностях развития словенского языка и литературы. Созданные тогда же (1830—1832) «Сонеты любви», хотя инаписанные от первого лица, не намного более сильные по интенсивности высказанного в них чувства от всей группы стихов, созданных после «Прощания с юностью».

Тем неожиданнее является высокое эмоциональное напряжение созданных в 1832 г. «Сонетов недоли». Этот цикл — настоящий крик души, настоящий взрыв эмоций, опять-таки вызванный какими-то досадными, драматическими обстоятельствами жизни поэта, о которых можно только догадываться. Вслед за «Прощанием с юностью» «Сонеты недоли» — вторая и еще выше по интенсивности чувства вершины поэзии Прешерна первого (до «Венка сонетов») периода его творчества. Знаменательно, что и на этот раз эмоциональный взрыв рожден не сугубо любовными ощущениями, а конфликтом с действительностью. Это может быть свидетельством того, что до сих пор поэт не пережил такой большой любви, которой пересилило бы его земные заботы и страдания. И все-таки «Сонеты недоли» родились на пороге большой любви поэта к Юлии Примицовой. Сравнение лингвостилистических признаков стихов того периода дает основания твердить, что за силой чувства наиближе к «Сонетам недоли» стоит шедевр Прешерна — «Венок сонетов» (1833, опубл. 1834), но «коэффициент эмоциональной интенсивности» довольно высокий и в «Газелях», даже и в «Первой любви», — это может быть косвенным свидетельством того, что и они адресованы Юлии. По крайней мере, именно «Первый любовь» и «Газели» воспринимаются как органические предшественники «Венка...».
Поэтический шедевр не повернул Юлии к Прешерну, — наоборот, его публикация ускорила развязку. Она вызвала такое недовольство и негодование в доме Примицовых, что в следующие годы поэт написал несколько сонетов, стараясь ими как-то сгладить досадное впечатление от своего публичного объяснения помолвленной с другим девушки. Одну и ту же цель преследовал Прешерн и в нескольких стихах, написанных на немецком языке. Речь идет, прежде всего, о цикле сонетов «Уподобленная любовь», а также о сонетах «Почему ее, — вас может привести в удивление...» и «Не похож он ничуть на поэта...».
Немецкоязычные стихи Прешерна — интересный компонент его творческого наследства вообще. На единогласное мнение знатоков Прешерна поэт радушно писал на немецком языке, а готовя к изданию свой славный сборник, был намерен вместить в нем т.н. «Дополнение с немецких и околонемецких стихотворений». О серьезности этого намерения свидетельствует тот факт, что цензурную рукопись сборника Прешерна, которая сохраняется в библиотеке Национального музея Любляны, содержит восемнадцать стихов, что и составляли упомянутое дополнение.

Немалый вес в творческом заделе Прешерна имеют стихи, которые так или иначе затрагивают проблему призвания поэта, его роли в обществе. По-разному трактует эту тему Прешерн в таких поэзиях, как «Памяти Валентина Водника», «Органист», «Нетленное сердце», «Поэту», в «Глоси», «Газелях» (7), «Сонетах любви»(1, 5), «Венке сонетов» и в немецкоязычных стихах «Сетование певца», «Юний поэтессе» и т.п.
В Украине Прешерна начали переводить в конце XIX ст. Почти вместе с тем в 1897 г. в львовской «Зори» (пер. Г. Грабовского) и изданном в Петербурге альманахе «Складка» (пер. Ф. Корша) появились первые две его поэзии на украинском языке. Следующий важный этап ознакомления украинских читателей с творчеством Прешерна связан с именем известного в свое время украинского писателя С. Яричевського (1871-1918), который в 1902 г. выдал разведку «Франц Прешерн, наибольший словенский поэт. Его жизнь и произведения».