Большое значение для правильного понимания проблематики и художественных особенностей пьесы представляет образ Пандольфа, который выступает не только как противник Джона, но и в не меньшей степени как антагонист Фоконбриджа. Контрастное противопоставление Пандольфа и Бастарда становится тем более убедительным, что в обоих характерах есть общая черта: Пандольф, как и Бастард, - трезвый реалист. В наиболее открытой форме трезвое отношение Пандольфа к действительности проявляется в четвертой сцене третьего действия, где этот служитель церкви не без издевки говорит о приметах и знамениях. Если - рассуждает легат - настроение будет соответствующим образом подготовлено, то люди образованные, вроде самого Пандольфа, могут без труда выдать необразованным людям обычные явления природы за небесные знамения:

    * В явлениях природных на земле
    * И в небе, - непогода ли случится,
    * Внезапный ветер, или что еще,
    * Разумную причину отвергая,
    * Увидят чудо, знаменье, предвестье,
    * Зловещий метеор, глагол небес,
    * Что королю грозят господней карой.


 





Такая трезвость взглядов не была чем-то необычным для средневековых пастырей. Известно, например, что еще в нору первого крестового похода, когда граф Раймунд Тулузский сфабриковал для поддержки духа крестоносцев очередное «чудо» со «святым копьем», среди первых, кто усомнился в подлинности «чуда», был папский легат Адемар де Пюи. Циничная трезвость во взглядах Пандольфа облегчает ему проведение угодной Риму политики любыми средствами, вплоть до самых аморальных. Как политический деятель, Пандольф - законченный «макиавеллист». Чтобы восстановить влияние папы в Англии, он прибегает не только к такому способу чисто религиозного шантажа, как отлучение Джона от церкви. Он стремится изолировать Англию, и для этого поучает Филиппа Французского, каким образом тот может оправдать нарушение клятвы, только что данной им Джону; для этого Пандольф пускает в ход весь арсенал иезуитской логики.

Еще более ярко жестокий цинизм политики Пандольфа проявляется в сцене, где он провоцирует Людовика на авантюру, направленную против Англии. Холодный расчет Пандольфа строится на том, что под действием внешней угрозы Джон, даже если он раньше думал сохранить жизнь Артуру, будет вынужден дать приказ о его умерщвлении, а весть об этом преступлении, вызван всеобщее возмущение, ослабит позиции английского короля и приведет Пандольфа к цели, которую он преследует. А после того как Пандольф добился желаемого, он с циничным спокойствием покидает Людовика и заявляет, что отныне Рим будет поддерживать Джона.

Образ Пандольфа последовательно выдержан в таких тонах, чтобы вызвать отвращение у зрителей и еще больше привлечь их симпатии на сторону Англии, борющейся против посягательств римской курии. Это резкое выступление против католицизма становится понятным, если вспомнить о некоторых особенностях политической ситуации в Англии того времени.

«Король Джон» был написан спустя несколько лет после разгрома «Непобедимой Армады», явившегося поворотным пунктом в борьбе Англии и Испании; но и к середине 90-х годов угроза новых столкновений с Испанией еще не миновала. Так, в августе 1595 года в бумагах маркиза Солсбери появляются заметки о том, что по сведениям, которыми располагало английское правительство, испанский король готовил в Лиссабоне новую армаду; в актах Тайного совета за 1591 -1596 годы неоднократно встречаются сообщения о срочных мерах по обороне английского побережья, принимаемых на случай высадки испанского десанта. Оборона Англии от возможного нападения страны, которая была основной цитаделью католицизма, продолжала оставаться животрепещущим вопросом; поэтому органическое сочетание в «Короле Джоне» патриотической и антикатолической направленности делало пьесу особенно актуальной. Самодовлеющий интерес представляют средства, использованные Шекспиром для создания образа Артура.

Детские роли неоднократно встречались и в более ранних хрониках. Но и в трилогии о Генрихе VI, и в «Ричарде III» образы детей весьма схематичны; дети иногда не по-детски рассудительны; их появление на сцене вызвано лишь стремлением подчеркнуть жестокость враждующих феодалов, не останавливающихся перед кровавыми расправами не только со взрослыми соперниками, но и с детьми.