25 января 1761 года в венецианском театре «Сан-Самуэле» состоялась премьера спектакля «Любовь к трём апельсинам» - первой и самой прославленной театральной сказки, или фьябы (ит. «сказка»), Карло Гоцци. Всего с 1761 по 1765 г. их будет создано десять: за «Любовью к трём апельсинам» последуют «Ворон» (1761 г.), «Король-олень» (1762 г.), «Турандот» (1762 г.), «Женщина-змея» (1762 г.), «Зобеида» (17бЗ г.), «Счастливые нищие» (1764 г.), «Голубое чудовище», «Зелёная птичка» (1765 г.) и «Зеим - король духов» (1765 г.).

Это была переделка сказки о трех апельсинах, которую в те времена венецианские няньки рассказывали детям на ночь. Как и положено в сказках, сюжет изобиловал превращениями и приключениями. Печальный принц, обречённый злой колдуньей на любовь к трём апельсинам, отправляется за тридевять земель - на поиски этих магических плодов. Заполучив их при содействии волшебных помощников, принц обнаруживает, что в апельсинах заключены прекрасные принцессы. На одной из них он в конце концов и женится, несмотря на козни злопыхателей. Впрочем, главный интерес спектакля заключался не в чудесных превращениях: по словам самого Гоцци, «никогда ещё не было видано на сцене представления, совершенно лишённого серьёзных ролей и целиком сотканного из общего шутовства всех персонажей, как это было в данном сценическом наброске». Текст пьесы, пересыпанный выпадами против Гольдони и известного сочинителя аббата Пьетро Кьяри, высмеивал литературные приёмы, излюбленные сюжеты и идеи, пародировал отрывки их текстов. Героями фьябы выступали персонажи комедии дель арте: принца звали Тартальей, главным его советником был Панталоне, а все дьявольские интриги исходили от Бригеллы. Правда, Панталоне отличался умом и преданностью, а влюблённые Клариче и Леандро, напротив, пытались извести принца (например, отравив его трагедийными стихами) и захватить трон.

Спектакль имел оглушительный успех. Главный противник - Гольдони - был повержен и в 1762 г. бежал в Париж. На венецианской сцене воцарились фьябы Гоцци, хотя и ненадолго. В 1765 г., т. е. всего через пять лет после триумфа, драматург неожиданно прекратил их писать, объяснив это так: «Пусть уж лучше публика тоскует по такого рода представлениям, чем скучает на них».

Впрочем, сами волшебные сказки к тому времени существенно изменились. Литературная полемика из них постепенно исчезла. К полемическим приёмам Гоцци вернулся только в своей предпоследней фьябе «Зелёная птичка», где очень едко высмеял идеи Просвещения, в частности теорию «разумного эгоизма» французского философа Гельвеция. В других же пьесах, начиная с «Ворона», автор уделяет большое внимание «сильным страстям», которые были бы вполне уместны в какой-нибудь трагедии, а здесь заставляли зрителей, как с гордостью писал Гоцци, «с величайшей лёгкостью переходить от смеха к слезам». В «Вороне», например, принцу Дженнаро по воле злого рока приходится ценой собственной жизни спасать любимого брата - короля Миллона - от заклятия разгневанного чародея, а королеве - жертвовать жизнью ради Дженнаро. В «Женщине-змее» фея Керестани, полюбившая смертного и пожелавшая разделить его судьбу, не может сделать этого, не подвергнув своего мужа - царя Тифлиса Фаррускада, а заодно и его подданных страшным испытаниям.

В одной из самых знаменитых фьяб - «Турандот» - героиня, давшая клятву никогда не выходить замуж, заставляет всех женихов ломать голову над придуманными ею загадками, а неотгадавших приказывает казнить. Когда же появляется принц, который справляется с задачей, она прибегает к множеству новых ухищрений, лишь бы не признавать своего поражения и не покоряться мужчине, хотя бы даже и милому её сердцу.

 





Благодаря волшебству (его нет только в «Турандот») все истории заканчиваются вполне благополучно. Но такие пьесы не могут именоваться просто комедиями или сказками, поэтому драматург нашёл для них особое название - трагикомические сказки для театра.

Из комедии масок пришли непременно присутствующие в каждой пьесе Гоцци Панталоне, Тарталья, Бригелла и Труффальдино. Правда, лишь Труффальдино в исполнении Антонио Сакки оставался таким же, каким его привыкли видеть зрители комедии дель арте, - простодушным и плутоватым, веселым шутом, смешившим публику трюками и остротами. Показательно, что его роль почти никогда не прописывалась до конца.

Прочих персонажей комедии масок Гоцци часто изменял до неузнаваемости. Так, Тарталья (который, правда, сохранял своё характерное заикание) в «Любви к трём апельсинам» стал печальным и несчастным принцем, в «Вороне» - королевским министром, а в «Турандот» - великим канцлером. Панталоне из жадного и похотливого старика превратился в благородного и преданного слугу и помощника. Даже Бригелла в «Зелёной птичке» предстал в образе мечтательного поэта и прорицателя. И где только не оказываются по ходу пьесы эти венецианские персонажи! Их окружают действующие лица с самыми фантастическими именами, в самых невероятных костюмах. Действие происходит то в выдуманном королевстве Монтеротондо, то в далёких экзотических местах - Китае, Персии и Тифлисе. Они попадают то в пустыни, то в пещеры людоедов, то на корабли.

И чем дальше, тем меньше оставалось в этих персонажах от привычных зрителям Панталоне, Тартальи и Бригеллы. К тому же в подобных необычных, несвойственных им обстоятельствах они лишались простора для импровизации. Иными словами, Гоцци, провозгласивший возврат к старой комедии масок, нарушил принцип, лежавший в самой её основе. Одна только «Любовь к трём апельсинам» так и осталась в виде сценария, который драматург потом схематично записал «по воспоминаниям». В остальных пьесах все роли были тщательно прописаны. Персонажи комедии масок постепенно превращались во вполне жизненные характеры со своими бытовыми чертами - следовательно, парадоксальным образом сближались с персонажами Гольдони.

Всё, что создал Карло Гоцци, было написано с мыслью о сцене и с огромной любовью к ней. Недаром исследователи единодушно утверждают, что его фьябы обладают какой-то особой театральностью. Они воплощают в себе всё очарование и всю сущность театра как особого вида искусства, создающего свой собственный, условный мир, не имеющий ничего общего с реальностью и отнюдь не обязанный ей подражать.