Его история типична для дворянского интеллигента, тесно связанного со светским окружением и впитавшего его мораль и приличия. Арбенин презрительно относится к свету, ненавидит его пустоту и никчемность, обращает па пего всю силу своего презрения и ненависти. Вместе с тем оп живет по тем же законам. Арбенин, как и Демон, лицо страдающее. Искреннее стремл ение к добру, к любви, к естественной прямоте отношений сообщает его образу необыкновенную привлекательность. Способность к самоанализу, к сознательному противопоставлению себя светскому окружению обнаруживает в Арбенине могучую силу духа и гордого, мятежного ума. Однако презрение к миру, питающее душу Арбенина, чревато не только благородством («Везде я видел зло и, чуждый, перед ним Нигде не преклонился»), но отгороженностью от добра, замкнутостью его1 в узком мире семейных отношений, в отъединении от людей, в разобщенности с ними. Тот островок личного счастья, который нашел Арбенин, слишком тесен для романтического героя, для воплощения его абсолютных идеалов. И вот Арбенин как бы спускается с высот личного счастья в грешный мир с желанием делать добро. И первое его дело — спасение Звездича — действительно доброе. Но здесь приоткрывается щдай план — Арбенин вступает на прежний путь игры.

Арбенин испытывает бесконечную любовь к Нине и великое презрение к свету. Но стоит пересечься двум мирам — Нины и света, как рушится в сознании героя преграда между добром и злом. Герой теряет объективные критерии и начинает распространять свое абсолютное презрение к свету и на мир Нины. Независимость от света утрачивается, вступают в свои права прежние нормы игры, всеобщего маскарада. Герой независим только в узкой сфере семейио-бытовых отношений, но он подчинен власти приличий в более широкой сфере социального бытия. Е. Пульхритудова верно заметила, что Арбенин чувствует себя нравственно независимым от общества, но эту независимость считает результатом своей личной исключительности . Герой возвышен не только над светской толпой, но и над всем миром. Презрение к злу оборачивается презрением к жизни вообще, ко всем положительным ценностям. В глазах героя, как только он попадает в свет, все ценности меркнут. Перед ним реальное добро превращается в зло, и Арбенин знает этот жестокий и неумолимый закон. Логика жизни изучена им вдоль и поперек. Иной в этом обществе нет; Арбенин даже не подозревает о существовании какой-то иной морали, кроме господствующей. И он действует согласно светским приличиям. Так отгороженность от толпы, презрение к миру, возвышение над толпой и замкнутость внутри собственных представлений мстят герою, ибо в том же мире трудно и мучительно рождается иная логика людских отношений: Штраль оказалась способной на правду, на самопожертвование, на преодоление светских приличий. Поднимаясь над ничтожной и жалкой моралью света, осуждая толпу, Арбенин внутренне зависим от нее. Самый тип
его мышления подозрительно напоминает отношение к жизни Звездича, Казарина, Шприха, отчасти (до ее нрав ственного возрождения) баронессы Штраль, Неизвестного. Всюду в Арбенине выдвигается эгоистическое начало. Единственным законом Арбенина стало удовлетворение индивидуалистического хотения. Личность, осознавшая себя избранной, перестала считаться с общечеловеческими нормами и признала за собой право на безудержный произвол. Арбенин отрицает и закон светских приличий («В каком указе есть Закон иль правило на ненависть и месть?»), отказывая Звездичу в поединке, и закон общечеловеческий (Нине: «Закона я на месть не призову, Но сам, без слез и сожаленья, Две наши жизни разорву!»). Он сам себе закон и сам исполнитель своей воли. Критерии добра и зла устанавливает герой. Чувство превосходства над толпой породило у Арбенина недоверие к жизни.

В отличие от Нины, страстной поклонницы живой жизни, Арбенин презирает жизнь, но его вывод горек:
«Ты права! что такое жизнь? жизнь — вещь пустая...»

Жизнь становится постоянной игрой со смертью, а искушение судьбы — смыслом существованья. Желание встать выше человеческих законов, подчинить своему личному произволу весь мир, одержать победу над роком обнаруживает эгоистическую, «наполеоновскую» природу романтического героя. Стремление к абсолютной независимости от реального бытия натыкается, однако, па предел, мстящий самому герою. Живая жизнь оказывается сложнее, богаче, многообразнее, неожиданнее, чем умозрительное представление о ней. Гордый ум Арбенина, не преклонившийся перед злом, но и не постигающий богатства жизни, борется не только со злом, но и с реальностью. Казарин проницательно открывает не осознаваемую самим героем его «наполеоновскую» сущность:

И часто мысль гигантская заводит
Пружину пылкого ума...



 







И если победишь противника уменьем,
Судьбу заставишь пасть к ногам твоим с смиреньем —
Тогда и сам Наполеон
Тебе покажется смешон.

Эгоистическая, индивидуалистическая натура Арбенинаа открывается и в его искреннем чувстве к Нине. Герой не может любить бескорыстно. Подсознательным мотивом любви к Нине выступает личный эгоизм. Казарин — этот философ-скептик и двойник Арбенина — безжалостно разоблачает эгоистическую природу любви героя.

Лермонтов, по верному замечанию Т. И. Ходукиной, обнаружил в герое сферы сознательного и подсознательного, выявил объективную сложность действий и мыслей героя. Как бы ни хотел Арбенин скрыть свой эгоизм, индивидуалистическая природа героя, независимо от его сознания, берет в нем верх. «Прошлое» не ушло из души Арбенина, а полное перерождение для него невозможно. Так, казалось бы, глубоко затаенное, демоническое («А черт-то все в душе сидит») стало определяющим, а светлое, ангельское, возрожденное любовью — чем-то внешним, поверхностным. Любовь демонического героя обернулась эгоистической страстью. Срывая покровы с души современного человека, Лермонтов обнажил скрытые стимулы его поведения и тем углубил возможность психологического проникновения в характер. Однако Лермонтов и романтики не объяснили, какими объективными причинами порождена противоречивость героя и почему эта противоречивость именно такова.

Несмотря на всю свою независимость от общества, Арбенин подчиняется законам, тяготеющим над светской толпой. Он внутренне опутан цепями бесчеловечных нравственных норм. Бросая вызов судьбе, Арбенин чувствует свою зависимость от неумолимых ее законов. Тема судьбы, властвующей над обществом, проходит через всю драму. Она выражается в мрачных предсказаниях, грозящих герою и другим персонажам. Каждое предсказание трагично по смыслу и неизменно оправдывается, хотя бы герой и заблуждался. С темой судьбы связана объективная обусловленность поведения всех персонажей. Судьба выстутпает как трагическое, по неведомое для персонажей разрушительное начало.
В ней совместились и законы светского общества, и голос внутренней совести, и зависимость человека от неподвластных объективных сил, мстящих за презрение «закона людей», закона природы. Судьба бесчеловечна, наказывая правого, но невольно выполняет гуманные функции, беспощадно карая и виноватого. Иной она не может быть в данном обществе. Поэтому и предсказания персонажей, облеченные в форму то грубоватого юмора, то трагического пафоса, всегда наполнены угрозой.