Верное прочтение Апухтина действительно возможно лишь на фоне поэтической традиции. Его стихотворения насыщены литературными ассоциациями и цитатами, рассчитанными на узнавание, и что бы быть правильно истолкованными, они должны постоянно соотноситься с поэзией современников. Так, стихотворения Апухтина «Прощание с деревней» (1858г.) и «Приветствую вас, дни труда и вдохновенья…» (1870г. и 1885г.) отчетливо ориентированы на пушкинскую «Деревню»; начало стихотворения «Судьба» (1863г.) построено на ритмико–тематических перекличках с «Анчаром»; а в стихотворении «К морю» (1867г.) разработаны мотивы пушкинских элегий «Погасло дневное светило…» и «К морю». Апухтин – лирик сформировался в «поэтическую» эпоху 50–х годов, высоко чтившую Пушкина; простота и гармония пушкинского стиха остались до конца жизни идеалом поэта. Однако по–своему мироощущению, Апухтин куда ближе Лермонтову. Как и у Лермонтова, в его поэзии лирическое «Я» -–в непримиримом противоречии с «толпой бездушной» («В театре», 1863г.); излюбленный Апухтиным мотив «светская жизнь – сцена» окрашен в лермонтовские тона; и наконец, в творчестве Апухтина выражена по–лермонтовски звучащая жажда приобщения к вечным ценностям – природе, вере, несущим успокоение измученной душе: «Я хочу во что–нибудь да верить,/ что–нибудь всем сердцем полюбить!» (Современным витиям», 1861г.). В поэзии Апухтина ощутимы и отголоски поэзии Ф. И. Тютчева («Ночь в Монплезире»).

« Но разум понимает,
Что в сердце есть у нас такая глубина,
Куда и мысль не проникает;
Откуда, как с морского дна,
Могучим трепетом полна,
Неведомая сила вылетает
И что–то смутно повторяет,
Как набежавшая волна».

Вместе с тем традиционно поэтическая лексика и фразеология нередко уживаются в лирике Апухтина с прозаическим словом: «бездна роковая», «тоска уединения» – с выражениями «по горло он погряз», мчался «на всех парах»; «страсти пламень беспокойный» – с выражениями «хоть тресни». Подобно Некрасову, хотя и не так смело и не с такой интенсивностью Апухтин вводит в поэзию прозаические детали и злободневную тематику. Ряд его стихотворений представляет собой монолог человека, отделенного от автора психологическим и социальным барьером (см. «Венеция», 1874 г.; «Письмо», 1882 г.) – явление, близкое «ролевой» лирике Некрасова. Порой Апухтин обращался к чисто некрасовским, драматургически–повествовательным, сюжетным принципам развития темы («В убогом рубище, недвижна и мертва…» 1871г.). В стихотворениях из цикла «Деревенские очерки», как и в последующих за ними, явственно ощутимы также следы воздействия Некрасова. «Деревенские очерки» не только выдержаны в близком к стилю Некрасова поэтическом ключе, но и схожи с его стихотворениями по мыслям и поэтическим средствам выражения.

Так, в стихотворениях «В полдень», «Проселок», «Песни», «Селение» поэт с глубокой, некрасовской болью говорит о нищете и разорении русской деревни, о родной земле, «политой слезами», о полях, смоченных «кровавыми слезами». По–некрасовски Апухтин выражает веру в лучшее будущее своей родины, в то что «полные сил молодых» «заунывные звуки» «с первым призывом» «грянут…из оков / К вольным степям, к нескончаемым нивам, / В глубь необъятных лесов».
Пусть тебя, Русь, одолели невзгоды,
Пусть ты – уныния страна…
Нет, я не верю, что песня свободы
Этим полям не дана!

(«Песни» (60))

В стихах поэта заметна инерция стиховых форм Некрасова, его напряженно–драматическая, скорбная интонация. По примеру Некрасова Апухтин активно включает в свой поэтический словарь бытовую лексику и прозаические детали. А небольшое, в двенадцать строк, стихотворение «В полдень», обладает широким эпическим фоном и в этом соотносимо с некрасовским стихотворением «На родине».

Как стелется по ветру рожь золотая
Широкой волной
Как пыль поднимается, путь застилая
Густою стеной!
Как грудь моя ноет тоской безымянной,
Мученьем былым…




 






О, если бы встретить мне друга нежданно
И плакать бы с ним!
Но горькие слезы я лью только с вами,
Пустые поля…
Сама ты горька и полита слезами,
Родная земля!

Но, пожалую больше всего отражений некрасовской поэзии находим в отрывках из поэмы «Село Колошовка» (1864г.), навеянных впечатлениями жизни поэта в родных местах (в период службы в Орле 1863–1864 гг.).Отчетливо просматривающийся в фрагментах поэмы социальный аспект отражения народной жизни, сочувственный показ картины «унылой» природы, «бессмысленной вражды» поколений, тяжкой доли женщины, весь век живущей «рабынею опальной / Под гнетом тяжкого труда», выдержанная в суровых тонах сцена свадьбы и самоубийства невесты, немереная, ненавязчивая прозаизация поэтической речи – все это очень близко по духу настроениям Некрасова.
Творческое освоение Апухтиным традиций Некрасова не исключало, однако, полемики с ним. И это вполне закономерно. В стихотворении «К поэзии» («В эти дни ожидания тупого…», 1881г.), написанном в связи с террористической деятельностью «Народной воли» и убийством Александра II 1 марта 1881 года, Апухтин отмежевывается от Некрасова, заявляя о себе как о противнике демократической поэзии и стороннике «чистого искусства». Явственная полемика с Некрасовым звучит в следующих строках, обращенных к «волшебнику» поэзии:

От насилий, измен и коварства,
От кровавых раздоров людских
Уноси в свое в свое светлое царство
Ты глашатаев верных своих!

По своему трагическому мироощущению Апухтин ближе всего к Лермонтову. Многие его стихотворения сверкают энергией лермонтовской поэзии. В них находим мы типичные лермонтовские мотивы неразделенной «роковой» любви, измены женщины, не оценившей возвышенных чувств друга, темы одиночества, «тоски нестерпимой», неудовлетворенности жизнью, невозможности взаимопонимания между людьми (см.: «Поэт», «Ночью»,– 1855г.; «После бала»,– 1857г.). В лермонтовские тона окрашен мотив бездушие и лицедейства людей «светского» круга с их «взглядами притворными». Поэту чужд скучный мир этой «толпы немых видений», ему претит страсть «светских» людей к мишуре, их преклонение перед дешевой славой («Публика. Во время представления Росси»,1877 г.).Отзвуки стихотворения Лермонтова «Умирающий гладиатор» слышим в апухтинском «Шарманщике»(1885).Ассоциации с его поэзией возникают в стихах «Подражание арабскому»(1885), через отголоски «Трех пальм», а также «Песни араба над могилой коня» Жуковского и «Подражая Корану» Пушкина. Аллюзии на лермонтовскую «Думу» можно увидеть в стихотворении «Мое оправдание» (1858г.) Значительным воздействием Лермонтова отмечены поэмы «Год в монастыре» (1883г.) и «Из бумаг прокурора» (1888г.). В которых раскрыт основной образ поэзии Апухтина – усталого, разочарованного, изверившегося человека. В центе первой из упомянутых поэм,– герой, убежавший в монастырь из «мира лжи, измены и обмана». В «святой обители» он пытается обрасти покой, но эта мечта оказывается тщетной:

Напрасно переплыл я океан безбрежный,
Напрасно мой челнок от грозных спасся волн,–
На камни острые наткнулся он нежданно,
И хлынула вода, и тонет бедный челн
В виду земли обетованной.

Герой поэмы «Год в монастыре» наделен аналитическим сознанием. Это тот «человек внутри», который стал объектом пристального художественного внимания Лермонтова в его стихах и в романе «Герой нашего времени». А его монологи–признания с их напряженным пафосом лирической исповеди сродни монологам–признаниям героев лермонтовской лирики.

Что касается влияния Тютчева на лирику Апухтина, близко по духу и колориту к Тютчеву стихотворение Апухтина – «Осенние листья» (1868г.), в котором, наряду с предметным планом, легко просматривается второй, символический план: за «грустной повестью» осенних листьев угадываются жалобы человека на краткосрочность индивидуальной жизни. Жалуясь на свою «гнетущую судьбу», на то, что скоро охватит их «холодными руками» зима, листья вместе с тем «счастливы», от того, что «Нам жизнь милей в прощальный час / Смотри, как золотом облит наш парк печальный, / Как радостно цветы в последний раз блестят, / Смотри, как пышно – погребально / Горит над рощами закат./»
«Нам жизнь милей в прощальный час» – отголосок тютчевского: «Как увядающе мило! / Какая прелесть в нем для нас, / Когда, что так цвело и жило, / Теперь, так немощно и хило, / В последний улыбнется раз!…»

В стихотворении «Памяти Ф.И. Тютчева» (1873 – 1875 гг.) Апухтин создал обаятельный образ «седого старика», / С улыбкой едкой, с душою благосклонной»; Апухтин отмечает силу, мощь, поразительную точность поэтического слова Тютчева: «Искусства, знания, события наших дней – / Все отклик верный в нем будило неизбежно, / И словом, брошенным на факты и людей, / Он клейма вечные накладывал небрежно.» Язвительный смех Тютчева, по словам Апухтина, мирил людей с «жизнью», а его «светлый лик» – с «человеком».