Наметив такую перспективу дальнейшего развития литературы, Надеждин вслед за тем, начиная со статьи «Современное направление просвещения» (1831), открывшей первый номер «Телескопа», переходит к изложению и обоснованию принципов нового искусства.



 




Отличительный характер новой поэзии, по Надеждину,- «высочайшая поэтическая истинность». Критик завидовал потомкам, которым доведется праздновать «соединение жизни с поэзией - поэзию жизни», ибо «где жизнь, там и поэзия». Казалось бы, Надеждин подошел к идеям реалистической эстетики. Однако он не сумел понять реализма «Евгения Онегина» и вообще критического реализма. Надеждин возражал против преимущественного внимания писателей к «теневым» сторонам жизни. Созданная путем умозрительного синтеза «классического» и романтического начал, эстетика Надеждина оказалась в отрыве от развития русского реализма.

Противоречиво истолковал Надеждин и другую существенную черту новой поэзии - ее народность. «Для нас зачинается эра народной словесности»,- заявляет Надеждин. Вместе с другими передовыми деятелями эпохи редактор «Телескопа» энергично выступает против подражательности: «У русского человека довольно ума, чтобы не жить всегда чужим умом; довольно силы, чтобы работать из себя и для себя, а не на европейской барщине!.. Пусть он питается европейской жизнью, чтобы быть истинно русским». Надеждин дает определение народности: «Под народностью я разумею совокупность всех свойств, наружных и внутренних, физических и духовных, умственных и нравственных, из которых слагается физиономия русского человека». Он обвиняет в «пристрастии к европеизму» «высший класс», оторвавшийся благодаря этому от народа. Наоборот, «в наших средних и низших сословиях» дух русский сохраняется «чище и неповрежденнее». Можно было бы ожидать, что разночинец Надеждин придет к демократическому пониманию народности. Но здесь сказалось давление официальной идеологии. Надеждин усматривает русскую национальную специфику в патриархальности, сохранении «первобытных форм отеческого самодержавия», в «детской покорности». Это делает понятным, почему образец народной литературы Надеждин увидел не в «Евгении Онегине» А. С. Пушкина, а в «Юрии Милославском» М. Н. Загоскина. Охранительный характер надеждинского понимания народности с полной очевидностью выступает в его предложении «сократить» триединую уваровскую формулу: «Будь только наша словесность народною: она будет православна и самодержавна». И здесь эстетика Надеждина не оказалась на уровне передовой русской литературы.