Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой... А. С. Пушкин «Грустно и нерадушно теперь в нашей Тухольщине!» Грустно, что от вмешательства человека изменилась природа, изменились и люди, которые погрязли в нужде и нищете». «Каждый заботится только о себе, не понимая того, что таким образом раздробляются их силы, ослабевает общество». «Было это весной в 1241 году. В горах раздавались голоса стрелецких рогов и крики многочисленных стрелков. «Сие новый тухольский боярин, Тугар Волк, производил большие ловы на зверей». Князь Даниил Галицкий подарил ему в Тухольщине огромные горные долины и целое пригорье Зелеменя. Боярин недавно заявился сюда и устроил ловы, чтобы познакомиться с окружающими соседями—боярами. Ловы на зверя — это не забава. Туры, медведи — опасные противники. Поэтому и не удивительно, что охотники снарядились, как на войну. Странно только, что среди них очутилась девушка.

Это была Мирослава, дочь Тугара Волка. «Тугар Волк был мужчина, как дуб. Плечистый, с грубыми очертаниями лица и грубыми черными волосами, он и сам походил на одного из тех злющих тухольских медведей, которых ехал убивать. Но и дочка его Мирослава была девушка, которую надо еще поискать. Не говорим уже о ее красоте, ни о ее хорошем сердце — в этом плане многие ее ровесницы могли стать с ней наравне, хотя и немного могли превысить ее. Но в чем не было ей равных среди своих ровесниц, так это в естественной свободе своего поведения, в необычной силе мускулов, в смелости и решительности, свойственной только мужчинам, которые выросли в нескончаемой борьбе с обстоятельствами... Но невзирая на все это, Мирослава никогда не переставала быть женщиной: нежной, хорошей, с живым чувством и скромным, стыдливым лицом». Уже третий день шли ловы. Много было забито зверей. Нынешний, последний день ловов был опаснейшим — день ловов на медведей. Тугар Волк попросил тухольцев дать ему проводника. Это был молодой горняк Максим Беркут, сын тухольского «беседника» (старосты) Захария Беркута. Кроме этого тухольцы прислали по собственной воле целую группу молодых охотников, которые должны были помочь боярам очистить медвежье логово от опасного зверя. Впереди шел Максим, за ним Тугар Волк, рядом с ним — его дочь Мирослава. «Странная девушка! — подумал Максим.— Такой я еще и не видал никогда!» Во время охоты девушка подверглась смертельной опасности: на нее напала обозленная медведица. Спас ее Максим. Мирослава стояла и смотрела в его «хорошо, солнцем отопленное и здоровым румянцем осеняемое, откровенное, искреннее лицо». Девушка даже не поняла тогда, что в ее сердце зарождалось большое, сильное чувство. Тугар Волк был благодарен парню, но в душе он хотел бы, чтобы его дочку спас боярский сын, а не простой тухольский мужик, «не сей «смерд».

Древнее село Тухля — это было большое горное жилище. По большей части тухольцы занимались скотоводством и только часть их — земледелием. Вторым главным источником достатка тухольцев были леса. Они давали им дрова, зверей, мед и лесные ягоды. Народ здесь жил сильный, смелый и вольнолюбивый. Поэтому действия Тугара Волка, который, не спросив общество, присвоил себе общественный лес и горную долину, вызывали у них справедливое возмущение. В свою очередь, боярин сразу стал гневаться на тухольцев, особенно же на Захария Беркута. В разговоре с Максимом он выразил свое недовольство. А парень предупредил боярина, что тухольцы собираются звать его на общественный суд. Сначала тот отказывался идти на «мужицкий совет», и Максим с Мирославой уговорили его. Впрочем он согласился пойти только из любопытства, чтобы посмотреть, что то за совет. Когда Максим провожал боярина и его дочку домой, то повел их через то место, «где тухольская котловина замыкалась, пропуская только узкими скалистыми вратами в долину». Перед самим проходом стоял огромный камень, который тухольцы называли Сторожем. Максим рассказал местную легенду, по которой это был не просто камень, а царь великанов, который спас долину, и сам превратился в глыбу. Тугар Волк не очень слушал рассказ, считая все это глупостями. Влюбившись без памяти в Мирославу, юноша осмелился просить у боярина руку его дочки. Надменный отец воспринял искренние слова Максима, как личную обиду и гневно отказал «смерду», который посмел посмотреть на его дочь. Словно вызов спесивому боярину прозвучал преисполненный чувства собственного достоинства ответ юноши: «Неужели же между твоим боярским, а моим мужицким родом такая большая пропасть, чтобы ее любовь не могла перемочь?»




 





Максим видел, «что его надежды разбиты, что боярин слишком высоко меряет, слишком гордо глядит на него». Грустно попрощавшись со своей «зарей», он собирался пойти прочь. Но заговорила сама девушка. Не такой у нее был нрав, чтобы позволить кому-то, даже родному отцу, распоряжаться ее судьбой. Вопреки отцовой воле она поклялась перед ясным солнцем, что будет навеки с Максимом. Мирослава пошла вместе с отцом, а счастливый, очарованный парень долго стоял на месте. Потом, «упав лицом на землю, помолился заходившему солнцу так, как молились его деды и прадеды, как молился тайком и его отец. Потом встал и тихой поступью пошел домой».


За селом Тухля, близ водопада, стояла среди поля огромная липа. Вокруг липы была площадь, где и собиралось на совет тухольское общество. Поднятие вверх копного (советного) знамени означало начало совета. Начал его Захарий Беркут. Это был «седой, как голубь, 90—летний старец, самый старший в целом тухольском обществе. Отец восьмерых сыновей, из каких три сидели уже вместе с ним среди старцев, а самый молодой, Максим, словно здоровый дубчак среди явориной, выделялся среди всех тухольских парней». «Захарий Беркут был еще сильным и крепким... Сад, пасека и лекарства, — это была его работа». «Жизнь лишь до тех пор имеет цену, - говорил он зачастую — пока мужчина может помогать другим. Когда он стает для других грузом, а пользы не приносит им никакой, тогда он уже не мужчина, а помеха, тогда он уже и жить не должен». Эти слова были ведущей нитью в жизни Захария Беркута. Лечить он учился у одного скитского монаха.

Три года учился и вернулся домой совсем другим человеком: «его любовь к обществу стала еще горячее и сильной, его слова плыли хрустальной, чистой волной, были спокойны, умны и тверды, как сталь, а против всякой неправды остры, как бритва». Захария Беркута знали на многие мили вокруг, люди приходили к нему за советом. Не забывал он и о соседних общинах. Захарий хорошо знал потребности людей, и его советы и речи были обращены «к налаживанию дружественных, товарищеских и братских связей меж людьми в общинах и между соседними общинами». По его совету была проложена в горах Тухольская дорога, что «связывала вместе детей одного народа, разбитых между двумя государствами». Галицко-руским князьям не нравились такие связи между общинами по оба бока Бескид, потому что они «скрепляли у одних и у вторых свободные общественные порядки». Тугар Волк, появившись в этих краях, по примеру других бояр, поставил на дороге преграду и затребовал от проезжающих для себя пошлину. Но тухольская молодежь изрубила ту преграду и сожгла ее неподалеку от боярского двора. С той поры и началась непровозглашенная война между Тугаром Волком и тухольцами. Многие граждане высказались за то, чтобы прогнать из Тухольщины ненавистного боярина, но Захарий Беркут сказал, что нельзя осуждать никого, не выслушав его оправданий. Следовательно, совет должен был, прежде всего, рассмотреть это дело. Тугар Волк не признал общественный суд и перед всем обществом заявил: «Я княжеский слуга и боярин. Никто не имеет права судить меня, кроме князя и равных мне бояр». Тухольцы не признавали ни его власть, ни власть князя Даниила Галицкого. Они считали себя свободным народом. На совете сам Захарий Беркут сказал: «...если б вся наша Русь могла избавиться сегодня от него (князя) со всеми его ватагами, то, вероятно, была бы еще счастливее и больше». Тугар Волк был воспитан на княжеском дворе, но его слова о неограниченной власти князя не были искренними: душа его тоже часто бунтовала против той власти. Слова Захария Беркута запали боярину в душу больше, чем он сам того желал. Он намекнул обществу, что наступают тяжелые времена, потому что галицкому народу угрожает враг с востока — монголы. Но Захарий Беркут ответил, что только свободные, объединенные общественными связями люди могут создать «живую, непреодолимую стену против монгольского нашествия». Тугар Волк предложил тухольцам стать их воеводой и повести их на бой против монголов. Но Захарий Беркут снова возразил боярину: ведь тот «не по правде поступал» с ними и к тому же не был членом их общества. Как же можно доверить такому человеку начальствовать над тухольцами в случае войны? Боярин стал восхваляться своими заслугами и геройством, даже вышел перед общиной изуродованный участник битвы над Калкой Митько Воин. Оказалось, что он служил в дружине Тугара Волка и знал что-то такое, что могло свидетельствовать против боярина. Не дал ему слово молвить, Тугар Волк разрубил воина, навсегда скрыв правду. Возмущенное общество прогнало Тугара Волка с условием за три дня покинуть Тухольщину. «Я плюю на ваш суд!» — таким был дерзкий ответ боярина. Среди молодцев, выбранных для выполнения приговора общества — выселения боярина, был и Максим Беркут. Тяжелым показалось такое задание парню, но он не мог от него отказаться. Единственное, что его утешало, это возможность снова увидеть Мирославу. Общество продолжало совет.

Представители подгорных общин, преданных боярами и не обороненных князем, рассказали, что села сожжены, скот украден, молодежь погибла. Посланцы из верховинских общин просили помощи, ведь отовсюду приходили вести о приближении монголов. Совет Захария Беркута звучал откровенно и твердо: «Пора вам не дремать, а ударить в звоны и общинами посбрасывать с себя те путы, в которые опутала вас боярская ненасытность и княжеский произвол. Пока сего не будет, до тех пор мы не сможем помочь вам». Разошлись старые и молодые, полные тяжелых дум. «Что принесут им будущие дни?»