Моздокская степь. Идет война с фашистской Германией. Я - боец, минометчик. Я москвич, мне восемнадцать лет, второй день на передовой, месяц в армии, и я несу командиру полка «очень ответственный пакет». Тот читает донесение и просит передать моему командиру, чтобы таких донесений больше не посылал. Я мечтаю о том, как приду обратно, доложу, напьюсь горячего чая, посплю - теперь я имею право. В нашей батарее Сашка Золотарев, Коля Гринченко, Шонгин, Гургенидзе, командир взвода - младший лейтенант Карпов. Коля Гринченко, что бы он ни говорил, всегда «очаровательно улыбается». Шонгин - «старый солдат». Он служил во всех армиях во время всех войн, но ни разу не выстрелил, ни разу не был ранен. Гургенидзе - маленький грузин, на носу у него всегда висит капелька.

Вчера приходила Нина, «красивая связистка», она замужем. «А ты совсем еще малявка, да?» - спросила она. Придет Нина сегодня или нет? Вот она идет, рядом с ней незнакомая связистка. Вдруг вдалеке разрыв. Кто-то кричит: «Ложись!» Я вижу, как Нина медленно поднимается с грязного снега, а та, другая, лежит неподвижно.

Я потерял ложку. Есть нечем. Ем кашу щепочкой. Мы идем в наступление. «Что у тебя с ладонями?» - спрашивает старшина. Ладони мои в крови. «Это от минных ящиков», - говорит Шонгин. Сашка Золотарев делает на палочке зарубки в память о погибших. На палочке уже не осталось места.

 




Я прихожу в штаб полка. «А у тебя глаза хорошие», - говорит Нина. От этих слов у меня за спиной вырастают крылья. Мы меняем позиции. Едем на машине. Идет снег пополам с дождем. Ночь. Мы останавливаемся и стучимся в какую-то хату. Хозяйка впускает нас. Сашка Золотарев узнает, что неподалеку стоят машины с крупой, а водители спят. «Неплохо бы нам по котелку отсыпать», - говорит Сашка и уходит к машинам. На другой день комбат ругает Сашку за воровство.

Мы - Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я - отправляемся на базу армии за минометами. По дороге нам встречается девушка в погонах старшины. Ее зовут Маша. Она просит подвезти ее в тыл. Мы останавливаемся на ночлег в деревне. Хозяйка нашего дома очень похожа на мою маму. Мы возвращаемся в штаб дивизии. Я встречаю Нину. «В гости приехал?» - спрашивает она. «Тебя искал», - отвечаю я. «Ах ты мой дорогой… Вот дружок настоящий. Не забыл, значит?» - говорит она. Мы обедаем с Ниной в штабной столовой. Говорим о том, что было до войны, что вот посреди войны у нас свидание, что я буду ждать ее писем. Мы выходим из столовой. Я касаюсь ее плеча. Она ласково отводит мою руку. «Не надо, - говорит она, - так лучше».

Мы получаем американский бронетранспортер. Мы едем на нем и везем бочку вина - на всю батарею. Мы решаем попробовать вина. Навстречу нам бежит фигура. Это солдат. Он говорит, что «ребят пулями побило», семерых. В живых осталось двое. Мы помогаем им хоронить убитых. Идет бой. Внезапно меня ударяет в бок, но я жив, только во рту земля. Это не меня убили, убили Шонгина. Сашка приносит связку немецких алюминиевых ложек, но я почему-то не могу ими есть.

«Рама» балуется», - говорит Коля. Я чувствую боль в ноге, левое бедро в крови. Меня ранило! Как же так - не боя, ничего. Меня увозят в медсанбат. Сестра просит у меня документы. Я достаю их из кармана. Вслед за ними выпадает ложка. На ней выцарапано «Шонгин». И когда я успел ее подобрать? Вот и память о Шонгине. В барак вносят новых раненых. Один из них злой, из минометной. Он говорит, что все наши убиты: и Коля, и Сашка, и комбат. Он остался один. «Врешь ты все», - кричу я. «Врет он», - говорит кто-то. «Ты не слушай, - говорит сестра. - Он ведь не в себе». - «Наши вперед идут», - говорю я. Мне хочется плакать и не от горя. Плачь. У тебя неопасная рана, школяр. Ты еще поживешь.