С постмодернизмом в узком смысле, как явлением современной культуры, соотносим постмодернистский литературный стиль (категория «стиль» понимается как общность эстетических признаков, способов и приемов художественной организации текста). Если постмодернистское мирочувствование в XX столетии существенным образом отталкивается от предшествующей модернистской эпохи, от модернистских «проектов», выстраиваясь как концепция за счет их разрушения и отрицания, то в постмодернистском литературном стиле это отталкивание проявляется не столь очевидно, скажем, с сохранением открытых в модернизме художественных принципов и приемов (правда, существенным образом переосмысленных).

У.Эко так проиллюстрировал особенности постмодернистской ситуации в культуре в терминах реально-жизненной ситуации: «Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы - прерогатива Лиала5. Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиала - люблю тебя безумно». При этом он избегает деланной простоты и прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить по-простому, и тем не менее, он доводит до ее сведения то, что собирался довести, - то есть, что он любит ее, но что его любовь живет в эпоху утраченной простоты. Если женщина готова играть в ту же игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением в любви. Ни одному из собеседников простота не дается, оба выдерживают натиск прошлого, натиск всего до-них-сказанного, от которого уже никуда не денешься, оба сознательно и охотно вступают в игру иронии… И все-таки им удалось еще раз поговорить о любви»6. Здесь перед нами - способ постмодернистского «говорения» и одновременно объяснение принципов постмодернистского «письма».

Наступление постмодернизма в литературе - проблема, которая едва ли когда-нибудь будет решена однозначно. Можно начинать отсчет, скажем, с 1939 года - времени появления «Поминок по Финнегану» Дж. Джойса. Именно такого мнения придерживается голландский исследователь Д.Фоккема, причисляющий к числу авторов, у которых наличествуют постмодернистские приемы, широкий круг американских писателей (Фоккема вообще отмечает особую роль американской литературы в становлении постмодернизма): К.Воннегута, Р.Сьюкеника, Д.Барта, Т.Пинчона, Л.Майклза и др., французских представителей «нового романа»: А.Робб-Грийе, М.Бютора, К.Симона, Н.Саррот и др., латиноамериканских и европейских авторов: Х.Кортасара, Х.Л.Борхеса, И.Кальвино, П.Хандке, Т.Бернхардта, Л. Де Винтера и др. С этой классификацией в целом можно согласиться, сделав, правда, оговорку, позволяющую говорить о, так сказать, неокончательности этого «списка»: ведь ежели Дж. Джойса можно трактовать как постмодерниста, то отчего же не причислить к постмодернизму, например, Ф.Кафку, у которого постмодернистские темы и мотивы представлены не менее наглядно, чем у Джойса? Поэтому подчеркнем: временные границы постмодернизма в XX ст. условны.

Появление постмодернистских тенденций в послевоенном искусстве связано С потребностью демонтажа идеологических схем, выросших на основе модернистских представлений, что и определило антимодернистский пафос раннего постмодернизма. 50-70-е годы - первый постмодернистский этап в истории литературы XX ст., ознаменовавшийся появлением «Падения» А.Камю, «Жестяного барабана» Г.Грасса, «Уловки-22» Дж.Хелле-ра и др. В этих произведениях модернистский принцип мифотворчества оказался «вывернут наизнанку», здесь миф способствовал не собиранию фрагментов реальности в некую целостность (как в «Иосифе и его братьях» Т.Манна или «Игре в бисер» Г.Гессе), а напротив, выступал объектом разрушения. Толчком к постмодернистскому разрушению мифа на этом этапе было обращение к послевоенной реальности, осмысление которой в прежних системах координат - как традиционно-гуманистической, так и модернистской, представлялось писателям-постмодернистам неудовлетворительной, и созданные ими художественные миры были лишены мирообъясняющего центра.



 





В конце 70-х и особенно в 80-е гг. наметилось движение (продолжающееся по сей день) в сторону тотальной текстуализации реальности, и этот второй этап развития постмодернистской литературы можно обозначить термином «необарокко». Здесь следует иметь в виду два аспекта: необарокко является определенной параллелью к эпохе собственно барокко; необарочной литературе свойственно обращение к авторам, темам и стилю барокко (например, в романе писателя и теоретика постмодернизма Умберто Эко «Остров Накануне» каждая из глав (кроме одной - «Пламяцветная голубица») носит трактата или романа эпохи барокко). Однако, в первую очередь, этот термин характеризует специфический способ миропонимания и современную модификацию постмодернистского художественного стиля. Необарочная эстетика видит за текстом не реальность в понимании реалистической теории искусства и не самодостаточный мифологизированный мир модернистской эстетики, а бесконечную словесную игру. Реальность и текст оказываются лишены четких границ.

Такая характеристика современной эпохи (начиная с 80-х гг.) связана с тем, что во времена повсеместного краха идеологий политическая реальность все более смахивает на откровенное шоу, а личность, подавленная пестротой информации, изобилием форм «массовой культуры» и прагматичностью представлений о мире, определяющих социальную практику, все более теряется в дебрях бессмысленной свободы, где притязания уже не на абсолютное, а хоть на какое-нибудь стабильное и окончательное знание становятся навязчивым кошмаром. Эксперименты по переделке мира уже вроде бы поднадоели - сказался горький опыт социальных катаклизмов трех четвертей XX века. Окружающий мир предстал в своей неизбывной рас-колотости и фрагментарности, а доступ в царство духа оказался завален накопленными знаниями, все менее и менее позволяющими интерпретировать действительность как нечто осмысленное. Реальность перестала интересовать художников, которые без новых концепций мироустройства оказались обречены лишь на бесчисленные повторы, фотографии, слепки, шаржи. Поиск новых способов художественного выражения привел к тому, что литература переместилась из реальности как сферы описания в пространство самодовлеющих текстов.

Скажем, у Х.Л.Борхеса (в творчестве которого необарочная тенденция проявилась со всей определенностью гораздо раньше того времени, когда она получила широкое развитие в литературной практике), как отмечает исследователь творчества аргентинского писателя Б.Дубин, читатель - «не только опыт и биография, но - и, может быть, прежде всего - позиция, подход. Ведь если под вечным вопросом оказывается безусловность реальности, анонимная и агрессивная очевидность, то почему реальность книги должна быть тут исключением?»

О «реальности книги», о «метаморфозах», что происходят с действительностью, порожденной текстом и с текстом, что материализовался в мире, пойдет речь при анализе заметного явления постмодернистской (необарочной) литературы последний десятилетий - романа австрийского писателя Кристофа Рансмайра «Последний мир». (1988).