Богата и прекрасна Русская земля - родина известных писателей, ученых и композиторов. И пусть различна мера их таланта, не одинаков вклад в развитие литературы и искусства, пусть отделяет их друг от друга время, по достоинству определяя цену созданных ими произведений, однако всех их роднит и сближает такая замечательная черта, как любовь к родному краю, который являлся для них источником вдохновенного труда на протяжении всей творческой жизни. Поля и луга, рощи и перелески были несказанно дороги и нашему современнику Дмитрию Ивановичу Блынскому. Он родился и вырос в небольшом селении Васютино бывшего Дросковского (ныне Покровского) района. Эта деревушка с незатейливыми сельскими строениями раскинулась на крутом пригорке среди обширных полей, некогда принадлежавших помещику  Черемисину, а теперь - колхозу с поэтическим названием «Заветная мечта». Обдуваемая семью ветрами, она стоит вдали от шумных городов и быстротечных рек. Здесь по утрам в садах и рощах выводят чудесные трели орловские соловьи, о которых впоследствии, гостеприимно приглашая нас в свой отчий край, поэт напишет:

    * Тропинками извилистыми, узкими,
    * Пойдем туда, где земляки мои,
    * Где по соседству
    * С соловьями курскими
    * Поют не хуже
    * Наши соловьи…

Дмитрий Блынский появился на страницах центральной печати в то время, когда заявила о себе сразу же нашумевшая группа молодых поэтов, которых вскоре стали называть одни модными, другие - новаторами. Он, кстати, и учился тогда с некоторыми из них в Литературном институте имени Горького. Но в отличие от них Блынский был нешумный, даже, может, слишком тихий. Богатырского сложения, наделенный ростом и статью, сельский парень, он словно бы смущался этого своего роста, своей неизысканной, здоровой непосредственности, на которую смотрели, может, свысока некоторые не достававши ему до плеча его литературные сверстники.

    * О стихах говорят в этом доме поэты.
    * Я у двери стою, не решаясь войти.


 





    * Где ты, смелость моя деревенская, где ты?
    * Шла со мною сюда, да отстала в пути.

Как признание самым близким, звучат эти строки. Он, даже словно бы чуть заикаясь от волнения, признается, что стихи его угловаты, неловки, как и он сам, что строки его «землей пропахли, как пропахла полынью фуфайка». Но тем не менее заключительная строка решительна: «Я стучусь. Я вхожу. Я обязан войти». И он вошел. И оказывается, его немодность, нешумливость не помешали ему стать сразу заметным, известным среди читателей. И представил-то его впервые большому читателю поэт, о котором, к сожалению, сейчас почему-то так нечасто вспоминают, но без которого трудно себе представить современную нашу песню, народный, в лучшем смысле этого слова, поэт Михаил Васильевич Исаковский, сам такой же тихий и непосредственный.

Самой яркой отличительной чертой таланта Дмитрия Блынского было то, что светилось в нем самом, в его характере. Замечено, что люди богатырского склада, здоровяки, что называется, бывают обычно не драчливы, покладисты, снисходительны к слабым, даже в чем-то не защищены в своей широте, открытости и доверчивости. И нравственное его здоровье было такое же, так же оно было цельно и нераздельно с физическим. И потому сама горечь его военного сиротского детства (отец его умер от ран) не гнетуща, а, наоборот, тем жизнелюбивее, чем тяжелее. Он рисовал, окончив художественное училище до поступления в Литературный институт, и его пейзажи до того незамутнены и свежи, до того невозмутимо солнечны, что словно бы он и не видел в жизни угнетающих своей беспросветностью непогод, черного с багровым в поле военных ночей.

И вот что характерно: будучи подчеркнуто традиционным, ничем новым с внешней стороны не выделяющимся, наоборот, похожим на многое то, что уже так знакомо в русской поэзии, он тем не менее запечатлевался с первого прочтения. Чувствуются его любви, его приязни и пристрастия (Есенин, Некрасов, Исаковский), но это именно он сам, Дмитрий Блынский, а никто другой. Его собственная спокойная ясность души, доброта, широкая земная радость с чуть сквозящей грустинкой, а иногда печалью под радостью,  скорее угадываемой, чем чувствующейся. И основой его нравственного здоровья была его орловская земля, родившая его и вырастившая таким большим и сильным, ее сыны и дочери - его земляки. Все его стихи - о ней, о них, о его любви к ним. Эта мужицкая двужильная нежная грубоватость, ее прямота, ее кровность. Скуп на краски природы, но они ярки как та осень на могиле отца его, как ярки гребни горластых петухов на родных заборах. Живительная, шершаво-горячая плоть его образов, кажется, сама прикасается к тебе. Ее, кажется, можно потрогать, а не только видеть и слышать.

«Его называли орловским Есениным… Имя поэта Дмитрия Блынского хорошо знают в России… Сам вышедший из глубины народной, он весь свой щедрый поэтический талант посвящает народу… Его стихи уже перестали быть простыми стихами. Они стали песней. Народной песней. Только истинному таланту суждена такая счастливая участь…»

Кто из поэтов не тешит себя надеждой услышать подобное? Не от одного, не от двух-трех известных и малоизвестных критиков, а от сотен и тысяч людей - поклонников его таланта, от тех, кого глубоко взволновало поэтическое слово, заставило грустить и радоваться, плакать и смеяться и чьи чувства и мысли переданы поэтом, отразившим реальную действительность. «Истинный поэт тем и велик, - говорил В. Г. Белинский в своей статье «Стихотворения Баратынского», - что свободно дает образ каждой глубоко прочувствованной им идеи, выражает словом постижимое для одного ума и невыразимое для каждого, кто не поэт».