Развитие русской литературы, естественно, не может быть ограничено лишь формированием, эволюцией, взаимодействием, борьбой и сменой классицизма сентиментализмом. Интенсивность процесса демократизации русской литературы XVIII века, связанной с этапами развития русского просветительства, раскрывается в большей мере в явлениях, закладывавших фундамент для других эстетических систем, и в первую очередь для реализма. Именно на этом пути (особенно начиная с 60-х годов XVIII в.) русскую литературу ожидали большие и малые эстетические открытия и находки.

Сложным и все еще спорным является вопрос о том, какие еще (кроме классицизма и сентиментализма) оформились литературные направления в XVIII в. Быть может, прав Л. Н. Берков, когда писал:

«Литературно-стилистическое выражение четвертого периода эпохи русского Просвещения - суммарно можно было бы назвать «постклассицизмом»: здесь мы встречаем и элементы сентиментализма в классицизме, и перерастание классицизма в реализм, и черты преромантизма. Было бы, однако, ошибкой прямолинейно называть это многообразие стилистических исканий каким-либо одним термином, например сентиментализмом, реализмом или преромантизмом. Это сильно обеднило бы наше представление о художественной, эстетической жизни последней трети XVIII в.» . (Дело здесь конечно не в термине «постклассицизм», а в правомерности постановки самого вопроса).

В процесс демократизации литературы не могли не включиться и писатели-классицисты. Здесь уместно вспомнить совет (или требование) Сумарокова о необходимости разрабатывать всю жанровую систему классицизма - и «высокие» и «низкие» жанры. Причем, жанры «высокие» и «низкие» (составляя единую систему) были противопоставлены друг другу и по объекту изображения, и по стилевому оформлению. В конечном итоге это диалектическое единство привело к исчезновению классицизма, но оно же обеспечило ему сравнительно продолжительную жизнь. Жанры высокие требовали героизации, абстрагирования характера и его идеализации. Героем трагедии и оды классицизма был «человек, героически отказавшийся от самого себя во имя идеала государства» 2. Но эта идеализация не дает оснований считать, что трагедия и ода были оторванными от действительных интересов читателей. В трагедии велся нелицеприятный разговор о том, каким должен быть монарх и его приближенные, каковы должны быть взаимные обязанности правителя и подданных. В одах тоже, хотя и в комплементарной форме, велось поучение монархов, проводилась прямая защита просвещения, намечалась обширная программа общественного благоустройства (прежде всего в одах Ломоносова). К тому же в трагедиях достаточно удачно дан психологический анализ человеческих чувств (особенно чувства любви), борьбы страстей с разумным началом, чувством долга. Неслучайно много лет спустя С. Н. Глинка вспомнил «голос душевный» в трагедиях Сумарокова.

Конечно, в высоких жанрах классицизма находили свое отражение «идеи», порожденные окружающей действительностью, а не окружающий мир в «форме самой действительности». Низкие жанры непосредственно обращались к эмпирической действительности. А если учесть, что низкие жанры в значительной мере были сатирическими, то в них прежде всего литература классицизма сближалась с действительностью. Как справедливо отметил Н. Л. Степанов, басни (притчи) Сумарокова - «это не рационалистически ясный и закономерный мир классицизма, а живой, грубовато-правдоподобный быт, гротеск, напоминающий присказки и прибаутки». Поэтому вполне естественно, что процесс демократизации начал подчинять себе прежде всего низкие жанры классицизма.

Характерным примером в этом плане будет ирон-комичес-кая поэма В. И. Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх» (1769) 3. Жанр комических поэм был предусмотрен поэтикой русского классицизма. В отличие от Буало, допускавшего только один ее вид (о «низких» событиях сообщается «высоким» слогом), Сумароков включил и бурлескную поэму в духе Скаррона (о «высоком» «низким» слогом):

    * Еще есть склад смешных героических поэм,



 




    * И нечто помянуть хочу я и о нем:
    * Он в подлу женщину Дидону превращает
    * Или нам бурлака Энеем представляет,
    * Являя рыцарьями буянов, забияк.
    * Итак таких поэм шутливых склад двояк…

Майков объединил в «Елисее» оба этих вида, а чаще всего о «низких» делах повествовал «низкими» словами, тем самым преодолевая классицистический принцип комизма, заключавшийся в нарочитом несоответствии содержания и формы. Комизм ситуаций и положений в поэме Майкова был сочувственно отмечен Пушкиным в письме к Бестужеву в 1823 г.

Поэму Майкова отличает также ее связь с древней русской литературой и устным народным творчеством (с жартами о лукавых женах, с мотивами повести о Фроле Скобелеве и др.; с былинным «стилем» в описании кулачного боя, с  народной песней в описании одежды Вакха, использованием из народных сказок образа шапки невидимки, пословичного фонда - «а утро вечера всегда помудреннее» и т. п.).

Особенно валено отметить демократизацию героя, других действующих лиц и языка поэмы. На классицистический Парнас «взошел» ямщик Елисей, пьяница и забияка, а стилистический регламент классицизма не только был нарушен, но и начинал разрушаться.

Итак, свойственная высоким жанрам классицизма идеализация намечала путь к романтизму, а требование изображать правду жизни (что осуществлялось в низких жанрах) стимулировало рост реалистических тенденций. Еще в большей степени процесс демократизации охватил творчество тех писателей, чьи эстетические установки в той или иной степени были направлены против художественных принципов классицизма. В жанровом отношении борьба с ограничительными канонами классицизма повелась в прозе и драматургии (в жанрах повести, романа, комической оперы, «слезной» драмы). В литературный процесс начинают включаться «третьесословные», «мелкотравчатые» (как сам себя называл Чулков) писатели. Вместе с ними в литературу приходит новый герой - человек из демократических слоев общества, изображаемый со всей серьезностью и сочувствием.