Стилю Языкова соответствовал и его стих, звучность и энергия которого были отмечены Белинским. Особенной стремительностью обладают песенные хореи Языкова («Пловец»). Мастерски пользовался он и звуковой формой стиха («Волги вал белоголовый…»).

Однако все идейно-художественные достижения Языкова относятся к ранней поре его творчества. Да и тогда они были ограничены отсутствием у автора глубокого понимания происходивших в России процессов. Ему казалось, что «столетья грозно протекут», прежде чем страна пробудится [«Элегия» («Еще молчит гроза народа...»), 1824]. В исторических балладах Языков романтически идеализировал ливонское рыцарство («Ала», 1824). Реакция после разгрома восстания 14 декабря 1825 г., явившаяся для прогрессивно мыслящей дворянской интеллигенции серьезной проверкой, толкнула Языкова, как и многих других, в стан реакционеров.


 



Знакомство и сближение Языкова с Пушкиным (летом 1826 г., когда Языков гостил в Тригорском), вызвавшее появление цикла языковских стихов, запечатлевших дружбу поэтов, способствовало на некоторое время сохранению дерптским студентом его вольномыслия. Но с конца 20-х годов, поселившись в Москве, Языков завязывает другие связи, более соответствовавшие его новым религиозно-националистическим настроениям; с братьями Киреевскими, А. С. Хомяковым - будущими славянофилами. Позднее, за границей, Языков подружился с Гоголем, переживавшим в то время идейный и творческий кризис. Изменив прогрессивному лагерю, Языков становится воинствующим защитником славянофильства и пишет злобные памфлеты против А. И. Герцена, Т. Н. Грановского, П. Я. Чаадаева. Белинский сурово осудил тенденциозно составленные сборники стихотворений Языкова, с горечью констатируя идейное и художественное падение автора, на которого можно было когда-то возлагать большие надежды.


Другой представитель революционно-демократической критики - Н. А. Добролюбов дал итоговую оценку деятельности Языкова. Признавая заслугу поэта в том, что он «лучшую часть своей деятельности посвящал изображению чистой любви к родине и стремлений чистых и благородных», критик верно подметил, что «Языков не мог удержаться сознательно на этой высоте, на которую его поставило непосредственное чувство; у него недоставало для этого зрелых убеждений».

 Добролюбов проницательно видит печальную закономерность судьбы Языкова: «Так, впрочем, погиб не один он: участь его разделяют, в большей или меньшей степени, все поэты пушкинского кружка. У всех их были какие-то неясные идеалы, всем им виднелась «там, за далью непогоды» какая-то блаженная страна. Но у них недоставало сил неуклонно стремиться к ней. Они были слабы и робки… «А туда выносят волны только сильного душой!».