Лишь полтора десятилетия спустя великий критик Белинский начнет с позиций реализма просвещать русского читателя и прививать ему новые эстетические понятия, станет учить его правильно воспринимать реалистическое изображение действительности в литературе.
Так что Пушкин тогда, при окончании первой главы «Евгения Онегина», оказался прав в своем предвидении, ожидая «кривые толки, шум и брань». Он был настолько в этом уверен, что в 1825 году в предисловии он без грусти заявил: «Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено». И в самом деле: стоило ли кончать роман, который опередил свое время? Далее Пушкин писал: «Звание издателя не позволяет ни хвалить, ни осуждать сего нового произведения. Мнения наши могут показаться пристрастными». К тому же он еще не вполне оценил поистине безграничные возможности нового художественного метода. И потому в прозаическом предисловии и в стихотворном итоге главы указал на кажущиеся недостатки и противоречия плана. Однако же как многозначительно его признание: «Но их исправить не хочу». Ведь правил же он свой текст! Менял оценки, устранял целые строфы, отсекал сцены или развернутые сравнения, которые — как он правильно сознавал, но не всегда мог объяснить —почему-то не шли в дело...

И все-таки противоречия остались, как казалось ему. Он тогда еще не оценил в полной мере, насколько противоречивой должна предстать жизнь в реалистическом изображении. Ведь подлинная, реальная жизнь, существующая вне сознания художника, насыщена противоречиями. Она ими движется и развивается по пути социального прогресса. И если ее изображает художник-реалист, то он стремится воспроизвести жизнь такой, какая она есть, одновременно показывая, какой она должна быть по его представлениям.

В реалистическом произведении непременно отражаются эти объективные противоречия, присущие самой действительности. Но далеко не всегда и не сразу художник осознает их как свойство и сущность изображаемой им жизни. Нередко он рассматривает их как странное противодействие жизненного материала своему замыслу. Или оценивает — так произошло в 1823 году с Пушкиным — как субъективные противоречия в плане, в структуре своего творения. Завершая первую главу «Евгения Онегина», Пушкин еще не мог предвидеть, какими своевольными окажутся его герои и насколько будет противоречивым их жизненный путь. Но уже тогда сн предчувствовал, что этих видимых противоречий убирать нельзя.

Нельзя было «распрямлять» путь идейно-нравственных исканий Онегина. Добро и зло, суетность и целеустремленность, тщеславие и возвышенное честолюбие, стремление к естественной простоте и светская чопорность — эти и многие другие взаимоисключающие силы борются в душе Онегина. Виноват ли он I: том, -что мучительно трудно ему вырваться из-под власти светской толпы? Так ли уж слаб, нестоек и податлив на воздействие плохого?

Эта борьба разнородных устремлений в душе Онегина является отражением тех противоречий, которые раздирали русское общество той поры. Не в силах Пушкина было «исправить» своего героя и внести гармонию в его внутреннюю жизнь, потому что не в силах он был изменить русскую действительность.

И Пушкин так твердо заявил: «Противоречий очень много, но их исправить не хочу». Он следовал за своим героем, распутывая сложную сеть взаимоотношений и склонностей, которая опутала Онегина. Он рассматривал даже мельчайшие крупицы жизненного осадка на дне души его героя.

В сущности, Пушкин в романе «Евгений Онегин» первым среди аудожников-реалистов всего мира поставил перед собой творческую задачу, которая оказалась по плечу только ему и в'еликому французскому писателю Бальзаку. Они оба стремились познать существующую действительность как единственный источник всех проявлений духовной жизни человека. Они оба понимали действительность как систему общественных и личных отношений, которая и формирует систему чувств, понятий, устремлений человека. Они оба стремились к максимально широкому охвату и раскрытию тех объективных сил, под воздействием которых складывается субъективный мир внутренней жизни человека. Пушкин на протяжении почти десятилетия создал настолько исчерпывающую картину русской действительности начала 1820-х годов, что впоследствии Белинский по праву назвал ее ^энциклопедией русской жизни». Еще большего срока и поистине титанического напряжения потребовало от Бальзака осуществление сходного замысла: он создал в «Человеческой комедии» подлинную энциклопедию французской жизни с конца 1790-х до начала 1840-х годов.

Роман Пушкина назван именем главного героя — и это имеет существенное значение. Только вместе с Онегиным входят в роман крупные и мелкие подробности быта высшего светского общества и отчасти поместного дворянства.




 







А почему? Не потому ли, что он осознал уже к началу работы над второй главой, что Онегин — всего лишь своеобразная «ось», вокруг которой совершается кружение крупных, мел-. кихи мельчайших образов, втянутых в сюжетное действие?
Можно ли предполагать, что он поддался соблазну ввести наконец в повествование образ настоящего, возвышенного героя? Ведь Пушкин не только верил в то, что такие герои встречаются в жизни, не только читал о них в исторических и художественных сочинениях. Он видел и знал их в жизни, был близко знаком с теми, кто стал во главе декабристского движения, с теми, кто готов был к свержению самодержавия и к коренным1 социальным преобразованиям в России. И без сопоставления Онегина с подлинными героями его образ явно остался бы недосказанным.

^Логика сюжетного построения реалистического романа не позволяет опираться на необоснованные случайности. Встреча Онегина с Ленским и с Татьяной неизбежна, так же как неизбежно «присутствие» в романе образа повествователя,' коллективного образа-портрета светской толпы, многочисленных штрихов, из которых складывается обобщенное представление об образе народа. Но эта неизбежность практически всюду выражается в форме случайности.

Так, встреча с Ленским могла произойти при тех какие описаны Пушкиным в шестой строфе второй главы:

В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал. ....

Многое в реальной действительности могло помешать встрече и сближению Онегина с Ленским. Но для развития сюжетного действия встреча их была необходима Пушкину, и потому она состоялась, невзирая на множество 'случайностей.

Вот она уже на дальних подступах друг к другу. Повествователь обязан объяснить: кто такой Ленский? Какой у него характер, вкусы, привычки, идеалы? Иначе говоря, к какому типу принадлежит он — и как он может вести себя в отношениях с людьми?
Как и Онегин, он оказался, в сущности, белой вороной среди окрестных дворян. Ленский отказывается говорить о хозяйственных делах с людьми, которые погружены в мелочные заботы быта, которые пытаются наладить крепостническое хозяйство — ив этом видят смысл жизни. У Ленского иной смысл бытия: душа его устремлена к идеалам, его помыслы отданы возвышенным вопросам.