Мотив смерти и бессмертия - один из самых важных в романе, так же как и мотив времени. Из Леты, которая текла в Аиде, давали пить воду душам умерших, чтобы они забыли все, что оставили на поверхности земли. Не такова Лета у Соколова. Учитель Норвегов, с которым недавно случилась крупная неприятность - он умер, постоянно переплывает Лету, чтобы вернуться и доделать то, что не успел при так называемой жизни: доучить, довоспитать. Через Стикс Харон переправлял в одну сторону - туда, обратно дороги не было никому. У Соколова возможно движение в обе стороны - но только для тех, кто уже побывал на том берегу, как Норвегов. Тем же, кто приходит к нему в гости, главному герою, например, приходится, стоя на своем берегу, кричать через реку, правда, не сомневаясь, что его услышат.

Река с давних пор является в культуре символом рубежа, границы. Переход через нее - переход в новое состояние. У Соколова Лета разделяет не столько этот свет и тот, сколько реальный мир и мир идеальный, куда попадут не все и не сейчас: "...Стоило мне посмотреть на реку и увидеть, какие разноцветные леса на том, норвеговском берегу, как я начинал плакать и ничего не мог с собой поделать".

Итак, Лета вбирает в себя и смерть, и бессмертие, и конец, и начало, и тоску по идеальному миру, и несовершенство этого. С Летой также связаны эсхатологические мотивы, о чем мы скажем ниже.

Из простых деталей складывается элементарная структура мира, в котором живет главный герой "Школы для дураков": железнодорожная станция, дача, река, а еще - велосипед, почтальон, сачок для ловли бабочек, большая пустая бочка, которую так интересно наполнять своим криком. В то же время каждая обыденная деталь имеет несколько вариантов интерпретации по постмодернистскому принципу "матрешки", вплоть до самых широких символических обобщений.

Поэтому мир детства в "Школе для дураков" наполнен ответственностью: каждый поступок, каждое слово, даже малейшее движение мысли могут иметь последствия, которые перевернут всю модель существования.

Повседневность, обыденность у Соколова мифологизированы. Это проявляется и на уровне архетипических образов (дома, реки, движения, ветра), и на уровне вечных, но элементарных составляющих бытия. "... Ребенок у Соколова на наших глазах впитывает в скучный повседневный быт... великие вечные мифы - миф о любви (музыкальная тема Веты Акатовой), о пророке (Савл Петрович Норвегов), о Боге (носящем в повести имя Насылающего ветер), о насилии и власти ("тапочная система имени Н.Г. Перилло"), о Вечности, ибо все происходит на берегах "восхитительной Леты", наконец, о творчестве - потому что как же иначе, если не Творцом, назвать ребенка, стоящего в центре "Школы для дураков", - пишет М.Липовецкий.

Творимый главным героем романа мир по существу представляет собой внутренний мир, раскрытый вовне. Он целиком построен на его собственных интимных переживаниях, на архетипах его души и потому так важен для него, так серьезен, потому так закрыт для непосвященных. К. Г. Юнг в книге "О психологии бессознательного" пишет, что "переживание архетипа люди часто оберегают как самую интимную тайну, так как чувствуют, что оно задевает сокровеннейшие глубины их существа".

Обратная, мифологизированная сторона реальности диктует поведение, поступки, определяет цель существования. И рассказчик, и автор постоянно чувствуют, что где-то рядом - может быть, за Летой, а может быть, за спиной, стоит только быстро обернуться, - есть реально существующий другой мир. Для героя и его учителя он гораздо реальнее скучного повседневного. Он не просто пассивно присутствует рядом, он воздействует на них, формирует их мироощущение.




 







Герой "удивлен перед миром" (А. Битов), герой не судит этот мир, он его идентифицирует. Текст романа - это творение мира и одновременно идентификация персонажей, его населяющих.

Все герои романа: и главные, и второстепенные, и только упомянутые в ряду прихотливой лингвистической игры - четко делятся на два лагеря. В одном - и он гораздо больше - те, кого можно назвать "глухими к зову Вечности". Это и отец главного героя, прокурор, который "видит лишь то, что видит", и учителя вспомогательной школы (директор Перилло, изобретатель "тапоч-ной системы", учительница литературы Водокачка), и ведьма Шейна Соломоновна Трахтенберг, и доктор Заузе. И даже мать главного героя попадает в этот ряд. Хотя герой часто называет ее бедной и терпеливой, он не может простить ей измены отцу с учителем музыки, что, кстати, позволяет ряду исследователей усматривать в "Школе для дураков" мотивы мифа об Эдипе.

Всем им противопоставлены те, кто ощущает за "нашим неразрешимым здесь" присутствие другого, нормального мира. Только этим героям дано заглянуть на тот берег Леты, ощутить бессмертие, идущее от единения с природой. Как точно подметил А. Богуславский в статье "Death in the works of Sasha Sokolov", "характерно, что в некотором роде бессмертие дано лишь тем персонажам, чьи имена или прозвища связаны с природой". Их мало, этих посвященных.

Это учитель Норвегов, чья фамилия с помощью анаграммы превращается в слово "ветрогон". Именно Насылающему ветер - персонажу, воплощающему у Соколова энергетический импульс изменения, несколько раз уподобляется Норвегов.

Это учительница биологии Вета Акатова, имя которой вдруг рождается из лингвистической ассоциации железнодорожная ветка - ветка акации - Вета Акатова. Ей суждено занимать в мире героя "Школы для дураков" одно из самых важных мест, стать объектом его неразделенной любви и страсти.

Это отец Веты Аркадий Аркадиевич Акатов, к которому герой много раз приходит в своем воображении просить руки его дочери. Это девочка или девушка учителя Норвегова Роза Ветрова, чье имя также рождается из игрового ряда учитель географии - роза ветров - Роза Ветрова. Это почтальон Михеев или Медведев, странная пограничная фигура, как и Норвегов, связанная с темой Насылающего. И, наконец, сам главный герой, много раз называющий себя именем Нимфея - белая речная лилия - и иногда полностью превращающийся в нее.

"Природность" имен и прозвищ ряда героев романа воплощает общую пантеистическую идею об одухотворенной и вечно живой природе, противостоящей ложному, насквозь фальшивому, ненормальному миру обыденности или, по-другому, цивилизации.

Проблема нормы, нормальности и ненормальности иносказательно присутствует почти на каждой странице романа. И связана она с мотивом, постоянно фигурирующим в тексте, - мотивом школы.