Героическую тему защиты природы от внезапных стихийных бедствий Багрицкий решает с искусством тонкого знатока жизни рыб и художника, для которого дорог не только результат разведения ценных пород карпа, но и сама эта жизнь, полная дикой драматической поэзии. Прозрачная легкость красок в «Романсе карпу» создает «портрет» красивой, сильной рыбы, прирученной  человеком  и  оставившей  «студеную  глубь, кустарник, звезду на зыбях» для… украшения обеденного стола. В жанре оды, обрамляя репликами шутливо-прозаического характера картину «столпотворения», поэт восхищается действием «закона великой любви», который уподобляет рыб бойцам, воодушевленным мужеством и страстью:

    * Выходят самцы на бесшумный бой,
    * На бой за оплодотворенье.
    * Распахнуты жабры; плавник зубчат;
    * обложены медью спины…
    * В любви молчат.
    * В смерти молчат.
    * Молча падают в типу.

В «Стансах» того же цикла светлой и радостной романтикой открытия мира «крупинкой любви дневной» - растущим мальком насыщена каждая деталь живописной картины, которую наблюдает ихтиолог: постепенно сгущаются и становятся более суровыми краски, появляются первые эпические интонации и гиперболы романтического происхождения:

    * Над жирными подами встал туман,
    * Звезда над кустом косматым
    * И этот малек, как левиафан,
    * Плывет но морским закатам.
    * И первые ветры, и первый прибой,
    * И первые звезды над головой.



 




В переводах стихов Янки Купалы и Миколы Бажана (исполненных в конце 20-х - начале 30-х годов) Багрицкий с особенной любовью и искусством воскрешает светлую романтику народных преданий. Лиризм в пейзажах Янки Купалы («Снег», «Зимой в лесу», «Две березы») согревает картины природы мягким светом, грустные интонации растворяются в спокойно-поэтической атмосфере вечной жизни природы, знающей горе и боль, но не знакомой со смертью. Однако мотивировка Багрицкого («…Ведь это у вас потому так хорошо получилось, задушевно, Иван Доми-иикович, что тополи вам как родные и близкие люди. А мне березы роднее…») нуждается в уточнении. Ведь каждый, кто знаком с поэзией Багрицкого, помнит драматический образ «матери Украины», проникнутый печалью седых тополей («Дума про Опанаса»). Правда, севернорусский пейзаж в последнее восьмилетие жизни поэта стал для него более близким, чем природа юга, но, очевидно, решающую роль тут сыграло желание усилить акцент на проявлении мужества и дерзости «буйных» деревьев, особенно любимых нашими предками.

В славянском фольклоре с большим поэтическим чувством изображается береза. После исчезновения тотемизма в народных песнях сохранился образ песенного дерева, постоянного спутника русского человека на земле, и, очевидно, из всего многообразия оттенков значения березы Багрицкому ближе всего было воспоминание о ней как о «буйном» дереве. Поэтому при переводе он ввел отсутствующий у Купалы аллегорический образ грозы и, не ослабляя грустной мелодии песни, сообщил картине пафос и драматизм борьбы.

В поэзии Миколы Бажана Багрицкого привлекли сонеты о любви, где сюжет своеобразно переплетается с мотивами известной в украинском и русском фольклоре волшебной сказки о таинственно расцветающем цветке. Это переплетение создает контрастный фон для сцен любовных свиданий, вносит в них оттенок романтической загадочности. Мрачные колдовские силы зачарованного леса отступают перед радостной и могучей силой любви, побеждающей все злое. В этом расхождений между Ми-колой Бажаном и Багрицким пет. Но переводчик сумел обогатить рисунок Бажана, насытить ткань стиха буйной языческой поэзией плодотворящих сил земли. Торжественная мелодия шестистопного ямба с ритмической и смысловой паузой в середине строки - характерная особенность сонета Багрицкого - напоминает о работе знаменитого мастера сонета Эредиа, по теплый колорит, гимн радостям жизни резко отдаляет его от «мраморной холодности»  (Горький) французского сонета.

    * Кончается ночей прохладных половина,
    * И круглых звезд дозрел богатый урожай.
    * В чарованных лесах ты, дева, ожидай
    * Себе могучего и радостного сына.
    * Как кубок пенистый, пролился через край
    * Густых и влажных слов тяжелый запах винный,
    * Порвала па груди своих монист рубины
    * И гостю страшному докинула размай

Так, в самых разнообразных случаях обращения к другим национальным литературам Багрицкий, оставаясь самим собой и никогда не теряя своеобразия поэтического мировосприятия, умел донести до читателя неповторимые черты исторической и культурной жизни разных народов, их мечты, предания, обычаи, легенды и сказки, имевшие в себе зерно правды, дорогой всем народам земли, всему человечеству.

В начале 30-х годов литература училась утверждать не только принципы равенства и братства всех людей труда, но и открывать источники духовного развития народов всей земли на основе взаимного обогащения, в результате творческого восприятия культурных ценностей, исторически прогрессивного опыта, лучших свойств народного характера.

Путь к сближению русского парода с близкими и далекими от пего народами земли пролагался русской литературой со времен Пушкина. Среди поэтов Эдуард Багрицкий, вследствие широты своей поэтической культуры и благодаря упорной защите тех законов искусства, которые были утверждены Пушкиным, стал одним из самых стойких хранителей и продолжателей плодотворных традиций отечественной литературы, талантливым распространителем на русской почве поэтических ценностей других народов.