Если внимательно присмотреться к произведениям Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Маяковского и других авторов, помещенным в учебнике VIII класса, то мы увидим, как прочно вписаны они в контекст мировой культуры. Взять хотя бы "Капитанскую дочку". В художественном пространстве этого великолепного русского романа сплавились воедино самые различные национальные влияния и традиции. Действие разворачивается в основном в Оренбургской губернии. А само название города "Оренбург" есть удивительный азиатско-европей-ский (точнее, евразийский) гибрид: "ор" - это тюркское "ров" (ср. узбекское "ора" - то, что внутри, интервал), "бург" - немецкое "город". Буквально "город на берегу реки Ор", как бы место встречи Запада с Востоком. Это имя становится поистине символом, многозначный смысл которого освещает все повествование. В отрочестве недоросль Петруша Гринев приобщался, правда, без особого успеха, к французской культуре с помощью месье Бопре, в Оренбурге его судьбу решает немец - генерал Андрей Карлович Р. (Пушкин с юмором передает его ломаную русскую речь).

Спасителями Гринева и Маши Мироновой выступают попеременно то Емельян Пугачев, выдающий себя за императора Петра III (почти чистокровного немца), то Екатерина II, бывшая немецкая принцесса, хорошо овладевшая русским языком.

На страницах романа появляются башкиры, калмыки, слышится их речь. Очень жаль, что в учебнике не дается пропущенная глава из книги (ее легко отыскать в третьем томе последнего массового издания сочинений писателя). Здесь герой романа (он носит фамилию Буланин) назван "Дон-Кишотом белогорским"! Ну конечно же, есть в Петре Гриневе - Буланине и черты благородного и наивного испанского идальго: он так же честен, смел, предан любимой женщине, так же не терпит лжи, подлости, предательства.
И наконец, нельзя не отметить в русском романе "Капитанская дочка", созданном на чисто русском материале, удивительных перекличек с книгой великого шотландца Вальтера Скотта "Роб Рой".

Пушкин внимательно следил за его творчеством и называл его "шотландским чародеем", создателем жанра исторического романа, под которым он разумел "историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании". Вряд ли случаен целый комплекс совпадений между двумя романами: в обоих главный герой повествует о бурных днях своей юности, о своих увлечениях поэзией, о любви к молодой женщине, о стычках со злодеем-соперником, о случайном знакомстве с дорожным спутником, который позднее оказывается вожаком народного восстания, о сложных перипетиях и столкновениях исторического и личного, ведущих в конечном счете к благополучному финалу для влюбленных. Вместе с тем налицо и полное несходство авторских манер-неторопливо-благодушная у Вальтера Скотта, лаконичная, слегка стилизованная под русский стиль XVIII века - у Пушкина.

Совершенно различны по колориту фигуры народных вожаков: Роб Рой - живописный шотландский горец, Пугачев - сын донских степей, широкая натура русского атамана. Если шестиклассники сравнивали эпизод из "Одиссеи" со сказкой "Лихо одноглазое" (или с богатырскими былинами), если в V классе дети сопоставляли "Снежную королеву" с произведениями о других снежно-ледяных существах, то теперь они имеют полное основание Для выяснения совпадений и отличий в двух романах.

Из-за недостатка места я не буду говорить о других произведениях русской литературы в программе VIII класса и обращусь теперь к ее зарубежному разделу.

Стихотворение Бехера "Где была Германия" (в переводе Льва Гинзбурга) само по себе не является выдающимся художественным произведением. Его пафос искренен, но риторичен, декларативен. В нем нет запоминающихся образов. Лишь самыми общими штрихами поэт набрасывает резко контрастное противопоставление двух Германий - фашистской и демократической. Поэтому, в.частности, вопрос учебника "Как вы понимаете строку: "Об этом наши предки к нам взывали"?" почти непонятен школьникам. Многие из восьмиклассников плохо знают историю Германии. Учитель лучше сделает, если сам даст ответ: Бехер называет "предками" всех немцев, которые когда-либо боролись за свободу народа. Среди них герои Крестьянской войны 1525 года и анабаптисты во главе с Томасом Мюнцером.

Интересен другой вопрос к произведению Бехера: какие мысли и образы стихотворения сближают его с идеями и образами "Молодой гвардии" Фадеева и "Василия Теркина" Твардовского? Ясно, что все эти тексты объединены ненавистью к фашизму и верой в победу над ним. Но вот заметят ли школьники принципиальную разницу в художественной трактовке образов? Я уже говорил о том, что лучше всего понятие о художественном образе стоит вырабатывать начиная с IV-V классов. Если это делается, ответ не представит затруднений. Если нет, ответа ждать бесполезно. А желателен ответ примерно такой: "В "Молодой гвардии" Фадеев дает резко сатирические и конкретные образы фашистов. Мы видим унтера Фенбонга, его отталкивающую внешность, следим за его мыслями, слышим его речь. Вместе с Василием Теркиным мы прямо-таки физически ощущаем врага (глава "Поединок"):





 






Немец был силен и ловок,
Ладно скроен, крепко сшит...
Сытый, бритый, береженый.
Дармовым добром кормленный...

Ничего подобного нет в стихотворении Бехера. У него лишь самые общие, пусть и эмоционально окрашенные слова о "банде немцев", которые "Германию в бесславный бой погнали", жгли дома и, "опьянев от бешенства и зла", несли "гибель на штыке невинным детям". Даже такой жуткий пример изуверства слабо действует на читателя, ибо он лишь бегло упомянут,
плакатно обобщен".

Сказанное не значит, что немецкий поэт вообще писал абстрактно. Его великолепный автобиографический роман "Прощание" (1940) недаром имел подзаголовок "Немецкая трагедия". Т. Л. Мотылева пишет статью "Духовная драма Бехера" (Иностранная литература.- 1988. - № 11), из которой мы узнаем о глубочайших страданиях писателя, о затяжных его внутренних конфликтах. Тяжело достался ему разрыв с родителями, правоверными буржуа. Горько переживал он победу Гитлера и позор немецкого народа. И наконец, была у Бехера еще одна тяжкая рана в душе: будучи всем сердцем привязан к своей второй родине, СССР, он знал о сталинских преступлениях, но молчал, полагая, что критика социализма помешает борьбе против сил реакции. Даже после XX съезда КПСС поэт не решился публиковать стихи, в которых прорывались-таки мучительные его раздумья. От школьников нельзя скрывать мрачные страницы прошлого.

Пусть они прочитают хотя бы сонет "Свет и мрак", переведенный Г. И. Ратгаузом:
Был славен человек, его свершенья В почти нечеловеческих делах. Но он дрожал в безмерном униженье, Не в силах одолеть гнетущий страх.
Так мы узнали свет и мрак могильный - Кто нашей силе преградит пути? Но были мы, как никогда, бессильны: Кто мог от подозрения уйти?
Друг друга все тогда подозревали, Высок был взлет, но мы так низко пали! И каждый думал: "Может, это враг?"
Величие мы видели воочью, Но ждали мы: чью дверь откроют ночью? Так жили мы. Был свет. И черный мрак.

Классически строгая форма сонета, жанра, любимого Бехером, насквозь пронизана раздирающим душу, мучительным до боли противоречием, которое снова и снова, как бы с тупым упрямством, возникает в каждой строфе - свет и мрак, слава и унижение, величие и низость. Бехер видел, живя в Москве в 1933-1945 годах, как арестовывают его товарищей-коммунистов, он знал, что в любую минуту могли арестовать и его самого, и бессилен был противостоять этому злу. Отсюда и горечь. Может быть, этим внутренним надрывом объясняется некоторая риторичность многих стихотворений поэта? Видимо, стараясь заглушить собственные сомнения, он форсировал свой поэтический голос, гневным пафосом праведных антифашистских речей перебивал страх перед чуждой силой, гнездящейся в собственном лагере.