Юрий Маркович Нагибин родился в Москве в семье служащего. Он благодарен судьбе за то, что жил «в хо­рошей, коренной части Москвы, в окружении пре­красных старинных церквей и густых садов». Ясно, что он умеет видеть красоту в привычном, знакомом. Из его автобиографических произведений видно, что человек на все годы сохранил в себе ребенка, а детские годы считает самыми значительными для себя. Он рассказывает о своем детстве, о своих увлечениях, о том, что считает важным: о дружбе, о поисках своего пути в жизни. Как важно, когда человек может уви­деть себя со стороны. В 1940 году в журнале «Огонек» появился его первый рассказ «Двойная ошибка». Ав­тор с юмором вспоминает о своем неумеренном вос­торге по поводу этого первого опубликования. Зато о том, что он — участник Великой Отечественной вой­ны, написано мало и скромно.

Очень важно, став взрослым, добившись каких-то высот, не забыть кому ты многим обязан. Юрий Мар­кович — человек благодарный. Он вспоминает, что «читать только хорошие книги», научил его отчим. Русская и западная классика были литературой его детства.

«Мой первый друг, мой друг бесценный» — это пер­вая строка стихотворения А. С. Пушкина «И. И. Пу­щину». Пущин был лучшим другом Пушкина с ли­цейской поры. Он первым приехал к опальному поэту в Михайловское. Ю. М. Нагибин мерит свою дружбу с Павликом такой высокой меркой, и поэтому так и на­звал рассказ.

Своего друга герой рассказа впервые увидел длин­ным, тонким, бледно-веснушчатым мальчиком «с большими серо-голубыми глазами в пол-лица, он «с тихим, независтливым восхищением наблюдал наши молодецкие забавы». Герою почему-то захотелось вы­ставиться перед этим мальчиком, но он понял, что ве­дет себя неискренне, и мальчик об этом догадывается. Через некоторое время отношение героя к новому мальчику резко изменилось. Герой почувствовал ува­жение к нему: «Его мнимая настырность обернулась тонкой деликатностью: он имел право водить компа­нию с нами, но не хотел навязываться, терпеливо ожидая, когда его позовут».

Новый друг поражает героя: «Каким же запасом индивидуальности обладал этот мальчик... если сумел войти в душу другого человека..» Спустя годы притя­гательное обаяние и одаренность друга для него оста­ются загадкой: «Я знаю, что еще не могу написать о Павлике по-настоящему. И неизвестно, смогу ли ко­гда-нибудь».

Дружбу с Митей Гребенниковым рассказчик назы­вает мнимой: она «началась еще в нежном возрасте четырех лет». Скорее всего мальчики подружились потому, что жили рядом, так как в этом возрасте чело­век редко выбирает себе друга.

Автор о своем опыте дружбы рассказывает с ирони­ей: «Я был уже искушен в дружбе. Помимо рядовых и добрых друзей, у меня имелся закадычный друг, чер­нявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников». Эпитеты, которыми автор наде­лял Митю, выдают неприязнь к нему. Герой рассказа размышлял так: если у всех есть друзья — и у меня должен быть «закадычный» друг.


























 





























Дружба с Митей пошла на спад, когда он переехал в новый дом, стал хвастаться, о прежнем доме говорил брезгливо, «что это время ему кажется страшным сном». В детстве герой верил в искренность слов, а не поступков: «Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять ее». Эти слова не более чем просто красивая фраза. На самом деле Митя «оказался ябе­дой» , доносчиком, а после пытался вести себя, как ни в чем не бывало. «Все это выглядело фальшиво, сквер­но, непорядочно». Спустя годы Митю характеризует уже взрослый человек: «Слабодушный, чувствитель­ный, слезливый», «вздорный».

Митя и Павлик отличаются и внешне, и по манере поведения — Павлик сдержан, немногословен, дели­катен. Конечно же, противоположны и внутренние качества.

Павлик «себя воспитывал сам». Он так поставил себя с родителями, что своими интересами, распоряд­ком дня, привязанностями и перемещениями, собой распоряжался сам. Его отличала самостоятельность и независимость. Он не пытался находиться на первом плане, а отличался «редким душевным целомудри­ем». «Не считал себя вправе навязывать людям свои мысли и соображения, взгляды и оценки, не говоря уже о сомнениях и надеждах. Посторонним людям он казался апатичным, вялым, безучастно пропускаю­щим бытие мимо себя. Но я — то знаю, как мощно за­ряжен на жизнь был Павлик, каким сильным, страст­ным, целенаправленным характером он обладал». Автор сравнивает его характер с характером Атоса: «безупречным и благородным всегда и во всем, вопре­ки всему». Дружбу с ним считает наступлением новой эры в жизни: «И вот настал в моей жизни Павлик». Павлик долгое время был на положении чужака и во дворе, и в классе, поэтому ребятам казалось, что он находился под покровительством и опекой Юры. «На самом деле ни один из нас не зависел от другого, но ду­шевное превосходство было на стороне Павлика». «Его нравственный кодекс был строже и чище моего». Для Павлика очень важным было понятие чести, он «не признавал сделок с совестью». Автор вспоминает: «Я на своей шкуре испытал, насколько непримири­мым может быть мягкий и покладистый Павлик»; «У Павлика слово не расходится с делом».

Поступок Юры на уроке немецкого языка Павлик расценивает как предательство. Это потрясло его: «У него были какие-то странные глаза: красные и нали­тые влагой». «Он и сейчас не давал слезам пролиться, но, конечно же, он плакал». Этот случай характеризу­ет и автора: не каждый сможет рассказать о низком поступке, за который спустя годы испытываешь стыд. Юра приходит к мысли, что совершил предательство. Он понимает, что будь на его месте Павлик, он бы никогда не выдал друга. Павлик дал время Юре осознать низость поступка. И через год в ответ на за­писку Юры, «он без всяких церемоний... поднялся ко мне, как делал это прежде»: «не хотел, чтобы я нес от­ветственность за себя прежнего. Он понял, что во мне стала другая кровь, вот и пришел».

Погиб Павлик во время Великой Отечественной войны. Отделение, которым командовал Павлик, было сожжено немцами в здании сельсовета. Никто из его отделения не вышел с поднятыми руками. Ав­тор испытывает и нежность и вину, вспоминая друга: детское — «Павлик» никак не сочетается со словом «командовал».

«Если мерить жизнь последним поступком Павли­ка, разве могу я считать, что ни в чем не виноват?» — задается вопросом автор. Это наша вина живых перед павшими, погибшими: «Каждый погибший откупает у гибели другого. Павлик дал себя сжечь, чтобы жил я. А я плохо распорядился его подарком. Надо все вре­мя помнить о подвиге ушедших; быть может, тогда исчезнет зло и исполнится самая заветная человече­ская мечта — вернуть к жизни погибших...»