Заканчивая в 1830 году, в знаменитую «болдинскую осень», роман в стихах «Евгений Онегин», Пушкин в частном письме обронил знаменательную фразу: «В от­ношении счастья я атеист: я не верю в него». 

С этим признанием перекликаются и стихотворные строки: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Стоит ли жить человеку, если известно, что он не может быть счаст­лив? Ответ дает другое стихотворение: «Самостоянье человека— залог величия его». Итак, счастье— цель недостижимая и вряд ли достойная человека. А вот полное самораскрытие человеческой личности, его стремление к тому лучшему, что может дать развитие, внутренний рост его личности — не в этом ли истин­ный смысл человеческой жизни? «Есть упоение в бою», — поется пирующими в трагедии «Пир во время чумы». А дальше в том же гимне в честь Чумы есть такие строки:

Все, все, что гибелью грозит. Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог.

Возможен в человеческой жизни момент рокового ис­пытания, окончательного выбора — момент трагический. Но именно в эти «минуты роковые» душа человека рас­крывается до дна, он живет истинно достойной челове­ка жизнью, окончательно обретая самого себя, «очело­вечиваясь». И поэтому такой момент — момент наивыс­шего счастья. Даны ли такие моменты героям романа Пушкина «Евгений Онегин»? А если даны, то кому? И разгаданы ли героями эти моменты, в которых счастье самообретения совмещается с трагедией рокового, окон­чательного выбора?
Посмотрим сначала, что герои думают о счастье и кто в романе счастье обретает/ Нас ждет удивительное открытие — герои ищут не счастья, а его замены, будто заранее признав его невозможность и смирившись с ней. Вот что сказано о матери Татьяны:
Привыкла и довольна стйла. Привычка свыше нам дана: Замена счастию она.

А это строки из письма Онегина Татьяне: Я думал: вольность и покой Замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан!

Накануне счастливого брака по любви умирает Лен­ский. А в конце романа Татьяна говорит Онегину: А счастье было так возможно, Так близко!.. Но судьба моя Уж решена.

Значит, все герои романа несчастны? А счастлива, выходит, одна Ольга, поверхностная посредственность, целиком укладывающаяся в рамки сложившегося штам­па. Ведь даже ее внешность совпадает с шаблонным об­ликом красавицы из романа: «улыбка, локоны льняные»... И что же, Ольга, никогда не мучившаяся бесцелием бы­тия, как Онегин, никогда глубоко не любившая и не стра­давшая, как Татьяна, одна обретает счастье? Так ли это? Перед Ольгой лежал и другой путь — путь к обретению индивидуальности. Смерть Ленского могла стать для нее источником вины и раскаяния, ведь ее бездумное кокет­ство во многом было причиной гибели Ленского. Но Оль­га тосковала недолго, если вообще тосковала. Она так и не сумела стать собой, не разгадав момент выбора, кото­рый мог перевернуть ее существование, ее судьбу.

Мой бедный Ленский! Изнывая, Не долго плакала она. Увы, невеста молодая Своей печали неверна, — так обращается к умершему поэту автор. Счастье Ольги — это счастье пустышки, это не индивидуальное, заслуженное и выстраданное счастье, это закономерное продолжение сложившегося штампа поведения девушки-дворянки, в схе­му которого полностью укладывается поведение Ольги. А как ведут себя в этой ситуации выбора между индиви­дуальностью и штампом другие герои?

В начале романа Онегин целиком соответствует сло­жившемуся типу светского молодого человека: в меру образован и остроумен, моден, изящен. Вспомним, как немного, в сущности, нужно для того, чтобы быть при­знанным в обществе:
Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал; Легко мазурку танцевал И кланялся непринужденно; Что ж вам боле? Свет решил,
Что он умен и очень мил.

 





И так бы и текла его жизнь, блестящая и поверхност­ная, не затрагивая глубин ума, сердца и души, в пирах и забавах, если бы однажды Онегин не ощутил задан- ность, запрограмированность этой жизни, свое неучас­тие в ее выборе. Тут-то и возникает вопрос о счастье: Но был ли счастлив мой Евгений, Свободный, в цвете лучших лет, Среди блистательных побед, Среди вседневных наслаждений?

Нет, оказывается, что предложенный герою штамп жизни не затрагивает главного в его душе, внутренне не раскрывает и не развивает героя.

Проснется за полдень, и снова -До утра жизнь его готова, Однообразна и пестра. И завтра то же, что вчера.

Так характеризует жизнь своего героя Пушкин. Но Онегин не находит ни в уме, ни в сердце ничего, что мог бы противопоставить этой заданности поведения в свете. Именно в этой «душевной пустоте» он признается Татья­не, когда объясняет, почему не может (именно «не мо­жет», а не «не хочет») ответить на ее чувство. Душевная пустота ведет к скуке, герою не интересно жить, он не находит себе занятия, не видит перед собой цели. А ведь в конце романа ему только двадцать шесть лет. Дожив без цели, без трудов до двадцати шести годов, Томясь в бездействии досуга Без службы, без жены, без дел, Ничем заняться не умел, — подводит итог автор.

Однако была в жизни героя «роковая минута» выбо­ра: стать ли человеком, живущим, в первую очередь, по законам общечеловеческой нравственности, или же ску­чающим светским львом на покое. Такой ситуацией стала для Онегина дуэль с Ленским. Получив вызов Ленско­го, Онегин, анализируя ситуацию, признает себя не пра­вым в том, что пошутил над юношеской любовью. Как же повести себя? Отказаться от поединка, признать свою неправоту? Именно такой путь подсказывают Онегину разум и совесть:

Всем сердцем юношу любя, Был должен оказать себя Не мячиком предрассуждений Не пылким мальчиком, бойцом, Но мужем с честью и умом.

Такой выбор соответствует законам милосердия и гуманизма, то есть ориентирован на общечеловеческие нравственные нормы. Но в дело вмешался старый дуэ­лянт Зарецкий, и в случае отказа могут поползти слухи о трусости Онегина. Именно так свет может оценить его поведение в этом случае, не утруждая себя глубоким анализом причин и следствий. И герой принимает вы­зов Ленского, то есть поступает в угоду социальному штампу, который духовно опустошил его, искалечил его жизнь. Ленский убит на дуэли. Цена жизни друга ока­залась в результате выбора, совершенного Онегиным, меньшей, чем мнение света, который Онегин, казалось бы, давно оставил, давно презирает.

Жизнь не дает повторных шансов. Любовь к Татья­не, вспыхнувшая в душе героя в конце романа, прино­сит только «тоску безумных сожалений». «Мечтам и годам» действительно «нет возврата», «обновить душу» уже невозможно. Судьба героя уже решена, как и судь­ба героини. Случившееся однажды преступление перед собственной совестью можно искупить, но вернуть вре­мя и все исправить уже нельзя.

Но вот в такой же ситуации выбора между мнением света и своим «я» оказывается Татьяна. И она безогово­рочно делает выбор в пользу чувства, раскрывающего все ее человеческие возможности. Татьяна первая при­знается Онегину в любви, первая отправляет ему пись­мо с признанием. Поступок вызывающий, необычный. Недаром Онегин увещевает героиню: Учитесь властвовать собой; Не всякий вас, как я, поймет; К беде неопытность ведет.

А Татьяна поступила по велению сердца, так, как ей ка­залось естественным и необходимым, не заботясь о соблюде­нии светского этикета. Они поступила так потому, что не затевала светский флирт, а любила по-настоящему глу­боко и серьезно. «Кокетка судит хладнокровно, Татьяна любит не шутя», — резюмирует Пушкин. Подлинная любовь и глубокие страдания помогли Татьяне обрести себя, состояться как личности. Благодаря обретенной неповторимости, Татьяна не растворилась в вихре светс­ких удовольствий, не омертвела душой, не потеряла себя в штампе законодательницы модных салонов. Она обре­ла себя, но ценою простого человеческого счастья.

Может быть, поэтому, прочитав роман, В.Г. Белин­ский воскликнул: «Боже мой! Какое грустное произве­дение!».