Наиболее значительной элегией Жуковского раннего периода творчества является стихотворение «Вечер» (1807). Элегия начинается лирической картиной вечера, в которой видна тонкая кисть художника. Лирический характер придается пейзажу постоянными восклицаниями, в которых тот или иной признак наступающего вечера не просто отмечается, но как бы оценивается воздействие его на человека:

    * Как слит с прохладою растений фимиам!
    * Как сладко в тишине у брега струй плесканье!
    * Как тихо веянье зефира по водам
    * И гибкой ивы трепетанье!

Но природа не только вызывает у поэта тот или иной эмоциональный отклик. Она рождает мечты, воспоминания, мысли. Раскрывая свой внутренний мир, поэт вспоминает о «священном круге» друзей, которых объединяли не только «Вакховы пиры при шуме зимних вьюг», но и «песни пламенны и Музам и свободе». Все это ушло, одни идут «своей тропою», иных уже нет. Но поэт надеется, что воспоминания «о радостях души» будут сильнее суетных интересов. Свое призвание Жуковский видит в том, чтобы

    *
      …брести неведомой стезей,
    *
      Быть другом мирных сел,
    *
      любить красы Природы,



 




    *
      Дышать над сумраком дубравной тишиной
    *
      И, взор склонив на пенны воды,
    *
      Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.

Колокольчиков, привязанных к рогам домашних животных (примечание к переводу, напечатанному в «Вестнике Европы»). В конце элегии опять возникает мысль о близкой смерти. Уже в этих ранних произведениях нельзя не почувствовать «стихов пленительную сладость», которая, по справедливому суждению А. С. Пушкина, свойственна поэзии Жуковского. «Меланхолия», превратившаяся у эпигонов Карамзина в условно-литературный шаблон, в лирике Жуковского стала конкретным психическим состоянием человека, для которого поэт нашел адекватные и разнообразные средства выражения. Глубоко пережитые автором чувства не могли не воздействовать на читателя. Элегия «Вечер» обогащала его внутренний мир, развивала у него способность к более тонкому восприятию природы. Увлекал и самый колорит пейзажа, всей обстановки. Как откровение новой, неведомой доселе поэзии могли читаться, например, строки:

    * Луны ущербный лик встает из-за холмов…
    * О тихое небес задумчивых светило,
    * Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!
    * Как бледно брег ты озлатило!

Помимо изобразительной точности в описании лунного света, помимо впечатляющей выразительности в передаче настроения, здесь не могла не поражать музыка стиха: плавность ритма шестистопных ямбов, периодически замыкаемых четырехстопной концовкой строфы, перекличка гласных и согласных звуков («луны ущербный лик», «зыблется твой блеск», «бледно брег»).