С этой точки зрения интересны жанровая эстетика поэта и его отношение к наиболее демократическим, по его мнению, жанрам - комедии и басне. В статье «О басне и баснях Крылова» Жуковский с одобрением говорит о заинтересованном отношении баснописца «ко всем созданиям природы без изъятия». Эта особенность басенной эстетики Жуковского и его нравственной философии лучше всего проявится в понятии «простодушия» - важнейшей, с его точки зрения, черты крыловской басни. По мнению Жуковского, это особая эстетическая мера, свойство автора-рассказчика, несущее в себе основной демократический и гуманистический пафос творчества баснописца, простодушие, - пишет он, - уверяет нас, что все имеет одинаков с нами чувство и все способны принимать одинаков с нами участие в тех предметах, которые для нас одни привлекательны»; «все творения составляют наше семейство».

Однако ориентированность Жуковского на обыкновенного человека и пафос общечеловеческого в искусстве заметны не только в его осмыслении некоторых, наиболее демократических жанров. Это становится первом эстетики поэта и характеризует как его понимание поэзии вообще, так и его собственную психологическую лирику, - то, в чем его художественные открытия огромны. В конкретном, неповторимо индивидуальном настроении выражаются чаще всего те чувства понимания, сострадания, дружеского расположения, которые универсальны, имеют общечеловеческий характер. Умение понять другого, проникнуться его настроением характерно для лирики Жуковского в высшей мере, оно сделало бессмертными его переводы и многочисленные подражания. Отсюда та способность подсказывать чужому воображению, естественная потребность заражения, о которой писал А. II. Веселовский.

Таким образом, гносеологические основы эстетики Жуковского помогают нам во многом осмыслить ее природу, органически сочетавшую в себе сентиментально-просветительские, руссоистские тенденции и романтические устремления поэта.

Большое нравственно-эстетическое и общественное значение романтизма Жуковского, о котором в наше время убедительно говорят многие его исследователи, заключается в том, что он значительно расширил представление о внутреннем мире человека. Это, как показывает изучение гносеологических основ его эстетики, явилось не просто результатом личной одаренности поэта. Будучи одним из ярких представителей русского дворянского просветительства (наряду с М. Н. Муравьевым и Н. М. Карамзиным), стоя на уровне передовой гуманитарной культуры своего времени, Жуковский явился литературным «Коломбом» нового литературного направления, подготовил открытия Пушкина и Гоголя.



 




Н. Н. Петрунина

Жуковский прежде всего поэт, и как поэт вошел он в историю литературы. Оригинальная художественная проза его включает несколько лирических миниатюр, две-три повести, одна из которых осталась незавершенной, и малое число фрагментов в жанре письма и путевых записок. И все же в конце 1810-х годов вслед за собранием своих стихотворений Жуковский выпускает и томик «Опытов в прозе». Тот же принцип сохранился в издании 1820-х годов. Правда, согласно понятиям литературной эпохи, под именем сочинений в прозе автор объединял не только то, что мы сейчас называем прозой художественной, но и важнейшие из своих критических статей. Тем не менее самый факт появления этого сборника показывает, что в прозаических опытах поэт склонен был видеть самостоятельную область своей литературной работы, отличную не только от стихов, но и от прозы переводной.

Сам Жуковский и его современники понимали прозу широко, объединяя иод этим понятием прозу художественную во всем многообразии ее жанров и разные виды журнальной и научной прозы, не всегда проводя принципиальную грань между прозой оригинальной и переводной. Однако (и в этом убеждает уже опыт Сакулина, который в подготовленном им издании прозаических сочинений Жуковского, как и в предпосланном им вступительном очерке, объединил «беллетристику, статьи литературного содержания и рассуждения на моральные темы») каждая из этих групп произведений имеет свою, особую проблематику изучения. Настоящая статья посвящена оригинальной повествовательной прозе Жуковского. Переводы и журнальные статьи его привлекаются лишь в качестве сопоставительного материала, а также в случаях, когда Жуковский - критик или мыслитель отступает, давая место Жуковскому-художнику.

Если окинуть взглядом творческий путь Жуковского, неожиданно оказывается, что первые шаги его в литературе связаны с интенсивной работой над прозой. Одновременно со становлением Жуковского-поэта совершается и формирование Жуковского-прозаика, причем уже первые его стихотворные и прозаические опыты связаны между собой - и тематически, и общностью приемов поэтики. Более того, поначалу стих и проза Жуковского проходят в своем развитии сходные стадии.

Явление это легко было бы объяснить особенностями воспитания, литературной среды и (как следствие) литературными образцами, на которые ориентировался молодой автор. Оно, однако, связано с более общими причинами и в высшей степени характерно для последних годов XVIII в., когда Жуковский испытывал свои силы в разных родах, творчества. Это было время, когда соотношение поэзии и прозы, установленное практикой и узаконенное поэтикой классицизма с его строгой тематической и жанровой иерархией, было решительно поколеблено. Еще недавно прозаические жанры имели свою, отличную от произведений «высокой» литературы читательскую среду и свой предмет изображения. К концу столетия условная грань между «высоким» и «низким», между сферами разума и чувства смещается. Поэзия по-прежнему сохраняет ведущую роль, но проза завоевывает все более широкий круг тем и предметов, опираясь в своем поступательном движении па достижения стихотворных жанров и явно обнаруживая зависимость от них. Традиционные жанровые формы (и роман в первую очередь) оказываются препятствием, искусственно сдерживающим проникновение в прозу живого содержания, созвучного впечатлениям, чувствам и умонастроениям современного человека. Широкое распространение получают разные виды лирической прозы: пейзажные зарисовки, медитации, элегии в прозе, психологический портрет и пр. Они оттесняют канонические жанры и становятся теми «клеточками», через которые в прозу проникают новые веяния. Так обстояло дело, когда Жуковский в бытность свою в Московском университетском Благородном пансионе под руководством М. Н. Баккаревича приобщался к литературе.