В издании 1852 г. в рассказе «Бежин луг» полнее раз-дар нут разговор Павлуши и Кости о летящих куличках. В первой редакции рассказа читаем: «Куда ж они летят?»-«А туда, где, говорят, зимы не бывает»,-«А разве есть такая земля?»-«Есть». - Костя вздохнул и закрыл глаза». В 1852 году: «А разве есть такая земля?» - «Есть»-«Далеко?»-«Далеко,- далеко, за теплыми морями». - Костя вздохнул и закрыл глаза». В процессе работы над речевыми характеристиками персонажей «Записок охотника» Тургенев стремился к строгой индивидуализации речи; вместе с тем, он стремился к тому, чтобы отдельные вставленные им в текст слова говорящих еще более способствовали  прояснению героя.

Так, на вопрос Чертогаханова: где же пала его любимая лошадь Орбаосая, в журнальной редакции отвечает неопределенно; «Там». В издании 1852 года ответ звучит более ясно: «Там, за лесом». К тому же стремился Тургенев и в последующей работе над рассказами. Если в редакции 1852 года, говоря о хорошо прошедшем размежевании, бурмистр замечает просто, что они «благодарность заявили и Миколая Миколаича удовлетворили», то в стереотипном издании «Записок охотника» указано, кого именно он имеет в виду: «Миколая Миколаича, посредственника (т. е. посредника) удовлетворили».

С целью индивидуализации речи героев автор нередко вводит в нее присущие им особые слова и обороты. Так, уездный лекарь «часто употреблял слово вдруг», однако указанная самим автором особенность речи его героя в журнальной редакции очерка отмечена была недостаточно и при переработке текста Тургенев, обратив на это внимание, несколько раз вставлял в рассказ лекаря излюбленное им словечко {вместо «передаю карты», во второй редакции стоит: «передаю, вдруг, карты»;: «место «не вытерпел, нетал» - «не вытерпел, вдруг, встал»; вместо «и решился» - «и, вдруг, решился» и т. п.).

Если из авторской речи Тургенев устраняет нелитературные, просторечные формы, то в речевую характеристику персонажей он вносит их и при переработке текста. В первопечатном теисте старик из рассказа «Контора» говорит: «Тут же и будет», в 1852 г.: «Там-те и будет». В первой редакции Сучок говорит о себе: «Был и актерам», во второй - «ахтером» («Льгов»), В речи кучера из «Касьяна с Красивой Мечи» слово «хоть», стоявшее в первой редакции, изменено во второй на «хошь»; в речи Овсяникова слово «срам» неправлено на «страм»; в словах Илюши («Бежин луг») употреблен» литературное «всполошились», однако во второй редакции стоит уже «всполохнулись». В издании 1852 г. Илюша говорит: «Удивляемся мы», в издании 1860 г.-«дивимся мы». В первой редакции Софрон говорит - «топеря»,  а  но второй - «теперя» («Бурмистр»).  Интересно, что из речи бывшего графского дворецкого Тумана Тургенев выбросил два слова в их просторечной форме, действительно, едва ли типичных для его речи. В первопечатной редакции Туман говорит: «Из Петсрбурха» и «табатерки»,1 в издании 1852 г. восстановлены: «Петербург» и «табакерка».

Чутко относясь к малейшей фальши в изображениях родной природы и добиваясь новых художественных эффектов и пластического, совершенства в воссоздании ее картин, Тургенев несколько раз подвергал тщательной стилистической правке вее созданные им пейзажи. Хотя в .отдельное издание своей книги Тургенев заново включил лишь одну развернутую картину природы (описание туманного дня в очерке «Лес и степь»), но он был неистощим в своем стремлении добиться простоты и, вместе с. тем, поэтичности в изображении картин природы родного края. Во многих пейзажных зарисовках, как они даны были в первопечатном тексте, при переработке появляются новые штрихи. Так, в первой редакции: «ястреба плавно носились над полями и часто останавливались на месте, быстро махая крылами». Во второй редакции фраза продолжена: «и распустив хвост веером» («Малиновая вода»).

В первопечатном тексте читаем: «в отдалении еще толпились тяжелые громады туч, изредка вспыхивали длинные молнии; но над нашими головами уже виднелось кое-где темно-синее небо». В издании 1852 года ота картина дополнена новыми подробностями: «…Звездочки мерцали сквозь жидкие, быстро летевшие облака» («Бирюк»). В рукописи было: «Сквозь жидкие, небольшие, быстрые облака». Слово «небольшие» Тургенев зачеркнул И карандашом исправил на «быстро летевшие»; благодаря этому нагромождение эпитетов разрядилось и вся фраза получила более плавное течение. В первопечатном тексте читаем: «И весело шумя, из оврага в овраг клубятся потоки…» Во второй редакции: «И с веселым шумом и ревом…» («Лес и степь»).



 





Благодаря всем этим многочисленным, хотя и малозаметным, исправлениям картины природы в «Записках охотника» обогащались яркими, наглядными, реалистическими деталями, становились еще более выразительными и пластическими.

Не останавливаясь на выяснении роли и места сравнений в стиле Тургенева, поскольку вопрос этот заслуживает специального исследования, отметим здесь лишь несколько сравнений, введенных автором в отдельное издание «Записок охотника». О безумной Акуляне в первой редакции было сказано: «Стоит она по целым часам на одном месте, где-нибудь на дороге, крепко прижав костлявые руки к груди и медленно перезаливаясь с ноги на ногу».

Часто один эпитет заменялся другим: «болезненного недоумения» - «неприятного недоумения», «грозный овраг»- «глубокий овраг»; или в издании 1852 года, сравнительно с поздними изданиями: «такой погоды» - «подобной погоды», «обагренные солнцем» - «облитые солнцем» и т. п. Иногда одно определение заменяется двумя, чтобы усилить нужное впечатление. В журнальной редакции было: «все молчало, было что-то истомленное в этом глубоком молчании обессиленной природы». В издании 1852 г.: «все молчало, было что-то безнадежное, придавленное в этом глубоком молчании обессиленной природы» («Певцы»). Нередко появляются эпитеты там, где их прежде не было. В первой редакции: «виднелось поле», во второй - «виднелось пустынное поле» («Бежин луг»). В первопечатном тексте лицо Илюши выражало «какую-то заботливость», во второй - «какую-то тупую, болезненную заботливость»  («Бежин луг»)  и т. д.

Если существительные, таким образом, обогащались многозначными, красочными эпитетами, то действия глаголов усиливались определяющими их наречиями. Экспрессивной образности своего стиля Тургенев достигал преимущественно с помощью наречий и прилагательных. Именно к этим частям речи он питал особое пристрастие, отдавая им предпочтение перед другими. Если сравнить количество наречий, встречающихся в журнальном тексте рассказов и в отдельном издании «Записок охотника» 1852 г., то нетрудно установить, что число их заметно возрастает. Например, в редакции 1852 года появляются следующие наречия, отсутствовавшие в «Современнике»: «неистово стуча» (кулаком), «сильно ударив» (по столу),  «неистово заиграл» (голосом), нос Моргача  «нахально выдвигался вперед» и т. д.

Текст этого издания «Записок охотника» и явл яется окончательным.

Изучение творческой истории «Записок охотника» показывает, как настойчиво и упорно работали наши писатели-классики над совершенствованием своего художественного мастерства, как тщательно и кропотливо отделывали они свои произведения. По языку и стилю книга Тургенева и в наши дни производит впечатление большой свежести и оригинальности; она учит бережному отношению и слову, помогает в формировании эстетического вкуса молодого поколения.