Ключ к разгадке, думается, не только в проблематике и архитектуре романов Золя, но, главное,- в общем идейно-эмоциональном тонусе его творчества. «Дескриптивная фраза Золя порой архаична»,- справедливо отмечает Миттеран. Тяжеловесность описательной манеры «Ругон-Маккаров» порой вызывает недовольство сегодняшнего читателя. Но нельзя оставаться равнодушным к тому лирическому накалу, который Золя вносит в каждый свой проблемный замысел и его художественное раскрытие: в сюжетостроение, жизненную документацию, образную систему, язык.

«Натурализм Золя характеризуется синтезом, которого он добился между лиризмом и реальной действительностью»,- читаем у Барбюса. Для одного из лучших знатоков Золя во Франции - Армана Лану - он прежде всего «писатель неукротимого пыла». Вся книга Лану «Здравствуйте, Эмиль Золя» (1954) направлена к утверждению мысли: творчество Золя - «синтез фактов и убежденности». «Натурализм был войной» не только литературной, но и общественной. Вопреки Флоберу, который нигилистически «отвергал эпоху», Золя «любит свой век» требовательной любовью реформатора. Он бывает близорук в практических вопросах политики и классовой борьбы. Но не без основания считает себя «тружеником общественного прогресса». Недостаточно глубокая, но искренняя и резкая антикапиталистическая критика Золя оказалась весьма чувствительной для французских правящих сфер. Не даром писатель заслужил неодобрение властей Второй империи и всех последующих республик. В книге Лану чрезвычайно ясно ощущается образ Золя - человека и творца. Как и его отец, инженер-изобретатель Франсуа Золя, Эмиль Золя - «великолепный тип стендалевского одержимого человека». Им владеет страсть перестройки литературы, энергия «литературного пахаря», взрывающего толщу традиций. Золя не лишен человеческих и, может быть, буржуазных недостатков. Романтический голодный энтузиаст 60-х годов жадно стремится к литературной славе. Нужда оттачивает ему «волчьи клыки». Он вынужден работать в газете ради денег. Постепенно «Ругон-Маккары» обеспечивают Золя комфортабельное существование. Друзья называют его теперь «толстым Золя». Но в основном направлении своего труда он неизменно честен и последовательно демократичен в том понимании, которое свойственно автору романов о Жервезе и Этьене Лантье. Его главная цель - создать литературу, способствующую прогрессивному «судьботворению» человечества, литературу новаторскую не только по содержанию, но и по форме. В этом, думал Золя, сторонящийся революционной теории, ему поможет самая передовая из наук современности - естествознание. Ошибки Золя не могут лишить его нашего уважения.

Лану повторяет идею Анатоля Франса: Золя - величайший лирик своей эпохи. Эту идею хочется развить. Золя оставил в литературе высокий пример подчинения всех интеллектуальных и духовных стремлений человеческой личности мечте об усовершенствовании общества. Душевное богатство писателя раскрылось в ведущем свойстве его искусства - гуманистически переплавленном взгляде на любовь, счастье, свободу, на условия человеческого существования.

Новейшие исследования о Золя-журналисте (Миттеран, Кан, Хеммингс и др.), а также публикация ранее не известных статей писателя в республиканских органах 60-70-х годов позволяют утверждать, что участие Золя в деле Дрейфуса было не внезапной вспышкой гражданских чувств, а естественным завершением эволюции его мышления. Золя был очень застенчив и всегда боялся устных выступлений перед большой аудиторией. Только крайняя степень возмущения сговором шовинистической и клерикальной реакции 90-х годов заставила его подняться на трибуну. Но ему всегда было свойственно «жить громко», стремиться «отвечать на все вопросы», поднимать голос против «вопиющих злоупотреблений» хозяев буржуазного общества.

Золя яростно защищался от обвинений в отсутствии у него, как писателя-натуралиста, положительного идеала.

Нет «двух Золя». Эстетическая теория автора «Ругон-Маккаров», во многом ошибочная и, безусловно, более слабая, чем его литературное искусство, одухотворена тем же гуманистическим подъемом. Основной тезис «Экспериментального романа» сформулирован в таких словах: «Мы бросаемся на штурм идеала, пуская в ход все человеческие знания …экспериментальный метод в литературе, как и в науке, находит сейчас определяющие условия природных явлений, событий личной и социальной жизни, которым метафизика давала до сих пор лишь иррациональные и сверхъестественные объяснения… Наступит время, когда всемогущий человек подчинит себе природу и, пользуясь ее законами, установит на земле максимум справедливости и свободы. Нет более благородной, более высокой, более великой цели. Она определяет задачу человека как разумного существа…».


 





Золя - «ученый» в искусстве и поэт в теории. Тезисы его зрелой натуралистической эстетики изложены в патетическом тоне лирической мечты о том, что «научный», «моральный» роман может направить жизнь в гуманистическое русло.

Проблема Золя - Бальзак, много раз ставившаяся в науке, справедливо решается, с точки зрения уровня реалистического искусства, в пользу творца «Человеческой комедии». Но в данном случае речь идет о выяснении специфики натурализма, как ее понимал сам Золя.

Многочисленные статьи Золя о Бальзаке свидетельствуют о преклонении перед великим предшественником и глубоком понимании ценности его наследия. Уже в 1869 г. Золя утверждал, что, несмотря на свои консервативные политические взгляды, Бальзак создал произведения «чисто демократические», в которых слышатся «широкое революционное дыхание», «глухие раскаты гнева угнетенного народа».

Золя всегда восхищало «могучее духовное здоровье» Бальзака, стремление «делать много и делать прочно», грандиозный масштаб бальзаковской эпопеи - «целого мира образов», отражающих злободневную современность. Он полностью разделяет бальзаковскую идею - «только правда, только сама жизнь может быть основой творчества», видит в Бальзаке своего учителя и родоначальника «научной», «экспериментальной» литературы.

«Он нес в голове целое общество и, кроме того, создал современный роман… Он первый увидел в нашем обществе ту обусловленную временем красоту, которая и есть жизнь… Литература идет по пути, намеченному Бальзаком», писал Золя в «Романистах-натуралистах».

Но и тут видны характерные для Золя поиски «великого деятельного потенциала» литературы. Отождествляя свое понимание реалистических задач искусства с бальзаковским, автор «Ругон-Маккаров» и «Экспериментального романа» хочет считать натурализм «усовершенствованием» реализма в смысле усиления сознательной общественно-влиятельной роли творчества. Единственный недостаток Бальзака он видит именно в том, что гениальный художник, по его мнению, писал, «постоянно увлекаемый воображением», «не на основании строго разработанного метода», судил жизнь «по наитию», «не работал открыто, искренне для революции».