Небольшие, но очень емкие и жизненные рассказы Чехова, его новеллы не всегда легко понять, если не понимаешь жизненной позиции писателя, который был строг прежде всего к себе. Всем известно его высказывание: “В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли”. Менее известно другое: “Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически”. И вот это-то, по выражению М. Горького, горячее “желание видеть людей простыми, красивыми и гармоничными” и объясняет непримиримость Чехова к убожеству, пошлости, нравственной и умственной ограниченности.

В самом деле” что плохого в том, что человек хочет заработать много денег, стремится к материальному благополучию, как доктор Старцев? Что дурного, если он хотел служить одновременно в земстве и иметь большую практику в городе? Но, читая рассказ “Ионыч”, мы понимаем, как деньги могут постепенно и незаметно вытеснить в человеке его живую душу.

Дмитрий Ионыч Старцев, герой рассказа “Ионыч”, был назначен врачом в земскую больницу в Дялиже, в девяти верстах от губернского города С. Это юноша с желанием работать, приносить пользу. Он молод, полон сил и “еще… не пил слез из чаши бытия...”

Познакомившись с семьей Туркиных, самой интеллигентной в городе, по мнению обывателей, он не чувствует ни пошлости, ни амбициозности Туркиных, потому что в мыслях у него только работа. “Недурственно...” - вспомнил он, засыпая, и засмеялся”.

Работы в больнице много, и Старцев никак не может выбрать время для посещения вечеров у Туркиных. Однако молодость берет свое: приходит любовь к Екатерине Ивановне (Котику, как звали ее в семье). Вера Иосифовна, которой помог Старцев, стала рассказывать всем, какой это удивительный доктор. Начало карьере было положено. С этого и начинается нравственное падение Старцева. Удивительно, как тонко использует Чехов описания природы для характеристики молодого, полного сил доктора и ожиревшего, безразличного ко всему на свете, кроме банковских билетов. Любовь наполняет его счастьем, музыкой. Вся первая глава наполнена весенней свежестью, запахом сирени. Краски весны, звуки музыки... Легко и свободно идет он девять верст и готов пройти еще двадцать. Но это чувство оказалось за все время его жизни в Дялиже “единственной радостью и… последней”. Ради своей любви он готов, казалось бы, на многое... Но когда Котик отказала ему, возомнив себя блестящей пианисткой и уехала из города, он страдал… всего три дня. А потом все пошло по-прежнему. Вспоминая же о своих ухаживаниях и высоких рассуждениях (“О, как мало знают те, которые никогда не любили!”), он только лениво говорил: “Сколько хлопот, однако!”

Мажорный тон первой главы сменяется минорными тонами второй.

Осенние мотивы - грусть, тишина, темнота, - эмоционально углубляясь, переплетаются, нарастают, сливаются в одно целое и звучат, как нежный и задумчивый ноктюрн: тихо, грустно, темные листья, “рано смеркалось”, “тепло по-осеннему”, “с осенним запахом”, “в осеннюю ночь”.

Это начало заката его молодости, крах его веры в свое счастье, охлаждение к своему делу, первые признаки душевной лени. Старцев без борьбы сдает свои позиции. Его мысли становятся серы и прозаичны.

Был у Старцева идеал, цель в жизни - и жизнь ему улыбалась. Ушел идеал, стал Старцев жить “единым хлебом”. И что же вышло? Вышел “языческий бог”, а человек пропал. Все серо, скучно, буднично. Невозвратимо ушло прошлое.

Прошло несколько лет. Что они принесли Старцеву? Большую практику в городе, тройку лошадей с бубенцами и одышку. Сам он “пополнел, раздобрел, неохотно ходит пешком...”. Его неизменный спутник Пантелеймон, своеобразный двойник своего барина, тоже пополнел. Всем существом Старцева овладевает дух жадного и бессмысленного стяжательства, он утрачивает, наконец, образ и подобие человеческое. Чехов показал, как рушатся мечты Старцева, как превращается он в обывателя. Вот вехи на жизненном пути, которыми обозначено карьерное преуспевание Старцева.

“У него была уже своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке”.

Проходит четыре года - и новая веха на пути Старцева к карьере: “В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками”.

 





Еще несколько лет - и последняя фаза перерождения Старцева, обозначенная последней вехой: “Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками... то картина бывает внушительная, и кажется, что едет не человек, а языческий бог”.

Это медленное прижизненное умирание человека в человеке протекает на фоне бессодержательной обывательской жизни, властно затягивающей всех в свое болото. Старцеву уже не жаль молодости, любви, несбывшихся надежд. “А хорошо, что я тогда не женился”, - думает он. Теперь его работа - нажива. Он думает уже только о деньгах.

От развлечений Старцев уклонялся, зато играл в винт каждый вечер, и не просто играл, а наслаждался. Появилось еще и другое наслаждение - по вечерам вынимать из кармана бумажки, считать их, копить, отвозить их потом в “Общество взаимного кредита” и класть на текущий счет.

Какая бездна падения! Доктор с удовольствием вынимает из всех карманов бумажки, от которых “пахнет духами и уксусом, и ладаном, и ворванью”. Считает их и наслаждается. Барон у Пушкина читает на своих дублонах горестные повести о людях, для Старцева же его бумажки немы: он потерял вкус к жизни.

Зовут его теперь просто Ионычем. Жизненный путь завершен.

В молодости он наслаждался природой, любовью, жаждал встречи с любимой. А теперь? Игра в карты, стяжательство. Интерес к делу уступил место интересу к деньгам: “У него много хлопот, но все же он не бросает земского места: жадность одолела, хочется поспеть и здесь, и там”.

Почему Старцев разлюбил свое дело? Что было причиной духовного оскудения Старцева? На все эти вопросы автор ответил в эпилоге новеллы.

В четвертой главе автор судит общество города С, устами Старцева, а в пятой главе (эпилоге) он произносит приговор самому Старцеву: “он без церемоний идет в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит: “Это кабинет? Это спальня? А тут что?” И при этом тяжело дышит и вытирает со лба пот”.

Почему же Дмитрий Старцев из горячего юноши превратился в ожиревшего, жадного и крикливого Ионыча? Среда виновата? Да, жизнь однообразна, “проходит тускло, без впечатлений, без мыслей”. Но виноват и сам доктор, который растерял все лучшее, что было в нем, променял живые чувства на сытое, самодовольное существование. В душе его не осталось уважения даже к единственному светлому воспоминанию - бывшей любви. Чехов дает понять это одной фразой Ионыча, когда тот переспрашивает: “Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?” Как будто и не было любви!

“Вот и все, что можно сказать про него”, - заканчивает автор грустную повесть жизни Старцева, навсегда прощаясь со своим героем, но ничего не прощая ему.

По словам Горького, “никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов, трагизм мелочей жизни, никто до него не умел так беспощадно-правдиво нарисовать людям позорную и тоскливую картину их жизни”...

“Когда умрет Чехов, умрет лучший, беспристрастный, правдивый друг России, друг любящий, сострадающий ей во веем, и Россия вся вздрогнет от горя и долго не забудет его, долго будет учиться понимать жизнь по его писаниям...” Как хорошо сказал Горький!